Русская интеллигенция второй половины XIX века. Проникновение идей позитивизма и марксизма в Россию. Основные «интеллигентские» черты и их социологический анализ. Кто такой русский интеллигент

Страница 1

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ (от лат. intelligens - понимающий, мыслящий, разумный) – люди умственного труда, обладающие образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры; общественный слой людей, занимающихся таким трудом

Термин «интеллигенция» был введен писателем Петром Дмитриевичем Боборыкиным (1836-1921) в 1866 году и из русского перешел в другие языки. Боборыкин определял ее как «высший образованный слой нашего общества»

Проблема толкования этого понятия имеет многолетнюю историю. В. Даль определял интеллигенцию как «образованную, умственно развитую часть жителей», но он отмечал, что «для нравственного образования у нас нет слова - для того просвещения, которое образует и ум и сердце».

Н. А. Бердяев предлагал определение: интеллигенция как совокупность духовно-избранных людей страны. То есть духовная элита, а не социальный слой. Он считал, что именно верховенство совести – доминирующая черта в нашей интеллигенции, что «русская интеллигенция есть совсем особое, лишь в России существующее, духовно-социальное образование»

Но он, же отмечал и такие характерные русские черты, как «раскол, отщепенчество, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни…» Н. Бердяев исходил из того, что для интеллигенции характерны и рефлексия, и стремление, к переделке общества исходя подчас из умозрительных концепций, и некритическое отношение к западным теориям, и настроенность на радикалистские по своему характеру действия. Корни формирования особого российского типа интеллигенции лежали по Бердяеву, в самой нашей истории. И с этим нельзя не согласиться, поскольку в России интеллигенция всегда играла роль большую, чем люди умственного труда. Это был своего рода нравственный ориентир, хранитель моральных устоев общества.

Д. С. Лихачев определяет понятие интеллигенции как чисто русское и содержание его преимущественно ассоциативно-эмоциональное: «Русская интеллигенция – явление почти уникальное, везде были интеллектуалы, везде развивалась научная мысль. Но нигде, кроме России, жизнь интеллигенции не была так тесно связана с народной жизнью. Нигде не было в ее рядах такого единства, такой преемственности в служении общественному долгу»

По его мнению, интеллигент – представитель профессии, связанной с умственным трудом (например, врач, ученый, художник, писатель), и человек, обладающий «умственной порядочностью». Основной принцип интеллигентности – интеллектуальная свобода, свобода как нравственная категория. По мнению Лихачева, интеллигентность в России – это, прежде всего «независимость мысли при европейском образовании».

Российская интеллигенция занимала особое место в структуре провинциального общества. Она несравнимо больше, чем столичная интеллигенция была знакома с бедами и нуждами местного населения, могла быстрее реагировать на возникающие проблемы, оказывать нес6ходимую помощь и поддержку нуждающимся. «Степенная, размеренная жизнь провинции далека от политики. В провинции важнее оказывалось реализовать насущные потребности населения в здравоохранении, просвещении, бытовом жизнеобеспечении, чем предпринимать попытки изменить государственное устройство»

Специфика положения интеллигенции в российской провинции проявлялась в ее стремлении всеми силами содействовать удовлетворению этих повседневных потребностей. Здесь интеллигенция находилась в непосредственной близости к народу. Прекрасно осознавая его насущные потребности, она делала вес возможное для улучшения положения народных масс, находя для этого новые способы.

Влияние провинциальной интеллигенции на общественное сознание и поведение во многом было обусловлено тем, что деятельность интеллигента в провинции не ограничивалась выполнением исключительно профессиональных обязанностей. Здесь он, нередко, еще и духовный наставник, и пример социального поведения, и хранитель нравственных устоев. Свои стремления служить обществу интеллигенция осуществляла через общественные организации, наиболее активно действовавшие во второй половине

Народные выступления в Древней Руси. Даты наиболее крупных выступлений
До недавнего времени народные движения, имевшие место в древнерусском обществе, трактовались как проявления классовой борьбы, носившей антифеодальный характер. Однако современные исследователи подчеркивают как неоднозначность их социальной природы, так и многоплановость порождающих их факторов. Это хорошо видно на примере крупнейших на...

Образование СССР
Советские республики накануне объединения. К началу 20-х годов на территории бывшей Российской империи существовало несколько независимых государственных образований. Это - созданные на основе национально-территориального признака РСФСР, Украинская, Белорусская, Азербайджанская, Армянская и Грузинская советские социалистические республи...

Сословный строй России в конце XVIII-начале XIX вв. Дворянство
Дворянство сложилось из разных разрядов служилых людей (бояр, окольничих, дьяков, подьячих, детей боярских и пр.), получило при Петре I наименование шляхетства, переименовано при Екатерине II во дворянство (в актах Уложенной Комиссии 1767 г.), превратилось в течение века из служилого сословия в правящее, привилегированное. Часть бывших...

К. ЛАРИНА: Начинаем программу «Книжное казино». Ведущие передачи Ксения Ларина и Майя Пешкова. Сегодня у нас «Молодая гвардия» в гостях, в лице директора и главного редактора Андрея Петрова. Андрей, приветствуем.

А. ПЕТРОВ: Добрый день.

К. ЛАРИНА: И Семен Экштут - писатель, историк. Здравствуйте. Семен.

С. ЭКШТУТ: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Семен у нас сегодня присутствует как автор одной из книг, которую мы сегодня вам подарим. Это серия «Повседневная жизнь русской интеллигенции от эпохи великих реформ до серебряного века», то, что нам сейчас больше всего и нужно. Интеллигенция так же себя вела, как и сегодня?

С. ЭКШТУТ: Абсолютно.

К. ЛАРИНА: Такая же была. Т.е. Ленин был прав. У нас сегодня самая популярная слушательская фраза, когда мы про интеллигенцию говорим, – «прав был Ленин». Андрей, вы тоже считаете, что Ленин был прав?

А. ПЕТРОВ: Пошутить экспромтом мне не удастся. Смотря в чем. Но книга актуальная.

К. ЛАРИНА: Когда Ленин говорил про интеллигенцию.

А. ПЕТРОВ: Он же разное говорил про интеллигенцию.

К. ЛАРИНА: Выкручивается Петров.

А. ПЕТРОВ: Я как раз о книге. Какая актуальная книга, где одна из глав – это о 19-м веке речь идет. Глава называется «Люди стали мельче, жулики стали крупнее».

К. ЛАРИНА: В принципе, ничего не меняется, увы. Мы, естественно, подробно об этой книжке сегодня поговорим. Кроме этого, у нас еще есть книги из этой же серии – «Средневековая Москва», Сергей Шокарев.

А. ПЕТРОВ: Сергей Шокарев «Повседневная жизнь средневековой Москвы».

К. ЛАРИНА: «Московские градоначальники», это ЖЗЛ, Александр Васькин. Здесь какой период?

А. ПЕТРОВ: Здесь 4 градоначальника, 19 век.

К. ЛАРИНА: «Боярыня Морозова», Кирилл Кожурин, это тоже ЖЗЛ, малая серия. Все книги я назвала, которые мы сегодня дарим?

А. ПЕТРОВ: Да.

К. ЛАРИНА: Внимание, вопрос на смс +7-985-970-4545. Считается, что слово «интеллигенция» первым внедрил в русский язык писатель Петр Боборыкин. А кто сделал это на самом деле? Давайте с этой книжки и начнем. Андрюша, это ваш заказ был, или это идея автора, с интеллигенцией 19 века?

А. ПЕТРОВ: Тут мы встречными курсами двигались Семеном Аркадьевичем. Вообще, мне кажется, что Семен Аркадьевич, притом что он сейчас уже и автор книги в серии «Жизнь замечательных людей» о Федоре Ивановиче Тютчеве. Она буквально со дня на день поступит в продажу. Мне кажется, что он создан именно для серии «Живая история: Повседневная жизнь». Потому что такой кладезь различных интересных примеров, малоизвестных, людских судеб, истории быта, истории морали и нравственности. Это на самом деле находка. И я надеюсь, что мы с этим автором, с Семеном Аркадьевичем сделаем еще много-много книг, именно в рамках серии «Живая история: Повседневная жизнь человечества». Как насчет серии ЖЗЛ, я не знаю, наверное, ограниченный круг героев, которые могут заинтересовать Семенова Аркадьевича, но по повседневной жизни, особенно по 19-му веку и по началу 20-го, я думаю, у нас будет не одна книга. И это наша находка. Я, как главный редактор, должен себя укорять, что мы могли бы познакомиться и раньше на базе этой серии.

К. ЛАРИНА: Давайте про эту книгу подробнее поговорим с автором. Семен, все-таки кто герой этой книги. Это же не абстрактная социальная группа под названием интеллигенция, это конкретные люди. Что за люди действуют у вас в качестве героев?

С. ЭКШТУТ: Это реальные люди, которые по сути были Обломовыми, которые по разным причинам вели себя безответственно и которые абсолютно не хотели считаться с той реальностью, которая вокруг них трансформировалась. Это, может быть, жестоко, это слишком коротко, но, тем не менее, это так. Потому что родовым признаком русской интеллигенции была обломовщина, нравится это кому-то или не нравится. Уже начиная с 30-х годов 19 века в Европе шел промышленный переворот, и образованный человек там мог служить бизнесу. В России в течение десятилетий производилось очень большой количество образованных людей, которые свои знания не могли применить на практике. И вот когда Владимир Ильич Ленин говорил, что старая школа давала девять десятых знаний ненужных и одну десятую бесполезных, он был прав абсолютно, он знал, о чем говорил. К сожалению, эта ситуация продолжалась и продолжается по сию пору.

К. ЛАРИНА: Давайте вернемся к обломовщине, поскольку все-таки у каждого свое толкование этого понятия. Что вы в него вкладываете?

С. ЭКШТУТ: Я вкладываю нежелание человека считаться с окружающей действительностью. Не лежание на диване, не безынициативность.

К. ЛАРИНА: Такая социопатия.

С. ЭКШТУТ: Да. Прежде всего безответственность. Я цитирую эту фразу, когда Обломов говорит: «Жизнь трогает». Это нежелание, чтобы тебя трогала жизнь, это желание любой ценой уйти от этой реальной жизни.

К. ЛАРИНА: Т.е. сделать свой круг, в котором имитируется какая-то жизнь, эксплуатируется какая-то идея.

С. ЭКШТУТ: Да, полностью с вами согласен. Тут еще маленький нюанс. После отмены крепостного права развивались буржуазные отношения. Русская интеллигенция на дух не переносила эта буржуазные отношения, она называла их царством вала, царством чистогана. Хотя именно благодаря торжеству этих буржуазных отношений русская интеллигенция и получила возможность более-менее прилично жить. Я очень много пишу о строительстве железных дорог. Ведь кто главный герой русской литературы, неодушевленный главный герой? Это железная дорога. Она и в «Анне Карениной», она отчасти и в «Вишневом саде», не говоря уже о «Бешеных деньгах» или «Волках и овцах». Железная дорога присутствует практически в каждом произведении. А что такое железная дорога? Это паровозы, это рельсы, это прокат стали, это шпалы, это вокзалы. А что такое вокзал? Это картины, которые украшают здания вокзала. И что такое вокзал, помимо буфета и ресторана? Это еще книжный киоск. Вместе с железными дорогами в российскую глубинку шла цивилизация. И книжные новинки поступали прежде всего в те киоски, которые были на вокзалах. И это телеграф. Помните, телеграфист Ять, который всегда по-непонятному говорит?

К. ЛАРИНА: Как вам кажется, самое точное русское произведение о русской интеллигенции, литературное произведение, художественное, какое, чтобы можно было сказать, что да, точно он угадал, именно такая она и была, русская интеллигенция?

С. ЭКШТУТ: Я думаю, весь Чехов, может быть, самое лучшее произведение – это «Вишневый сад». У нас не понимают, почему это комедия. А на самом деле это комедия для Чехова. Представьте себе ситуацию сегодняшнего дня: наш современник получает наследство – скажем, квартиру на Арбате, – он ее закладывает в банке и едет в кругосветное путешествие. Он возвращается из кругосветного путешествия, а надо платить проценты банку. Вот она ситуация «Вишневого сада». Потому что Раневская заложила имение. Чехов вскользь говорит, что вишня дает урожай раз в два года. Что это значит? Что ее не удобряют, не обрабатывают, она дичает. В пьесе несколько действий, ни в одном действии не пьют чай с вишневым вареньем. Какая же жизнь в имении без чаепития? Вишневый сад есть, а вишневого варенья нет. Уже комедия. А потом она взяла эти деньги в банке, прокутила их в Европах. А в тот момент, когда нужно платить по закладной, денег нет. Она же не употребила их на то, чтобы обустроить свое имение. Не обязательно было в тот момент его дробить на дачные участки.

К. ЛАРИНА: Непрактичный народ. Ну что делать? В этом его прелесть.

С. ЭКШТУТ: Так жизнь трогала. В этом прелесть, не спорю. Прелестная дама, обаятельная, привлекательная. Но жизнь шла по другой колее, и нужно было этому соответствовать.

К. ЛАРИНА: Нужно было это видеть и замечать.

С. ЭКШТУТ: К сожалению, да. Я историк, я диагностирую проблему.

К. ЛАРИНА: А вы интеллигент?

С. ЭКШТУТ: В таком смысле, как у нас принято говорить, безусловно, нет. Я не считаю, что я должен быть на ножах с властью. Для меня состояние внутренней свободы важнее, чем всё остальное. Вот если у меня есть свобода творчества, это для меня самое главное. Вы можете зайти в Интернет, посмотреть мои книги, их довольно много. Ни одна из них не написана при грантовой поддержке, я никогда не стоял с протянутой рукой. И это дает мне уверенность в том, что я говорю. Я ни от кого не завишу в том, что я пишу.

К. ЛАРИНА: Я хочу назвать наших победителей, которые правильно ответили на вопрос, кто на самом деле является автором слова интеллигенция. Это поэт Василий Жуковский. ОБЪЯВЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ.

С. ЭКШТУТ: Какие молодцы.

К. ЛАРИНА: Я задаю следующий вопрос. Какого русского писателя чаще всего цитировал в своих трудах Владимир Ильич Ленин? И это не домыслы, это медицинский факт, поскольку с карандашом в руках или с компьютером в руках сам автор этого вопроса подсчитал количество упоминаний различных писателей.

С. ЭКШТУТ: Это правда.

К. ЛАРИНА: По поводу Жуковского и Боборыкина. Каким образом вы нашли подтверждение своим словам, что именно Жуковский это понятие ввел?

С. ЭКШТУТ: Эта честь мне не принадлежит. Еще Сигурд Оттович Шмидт установил это в конце 20 века и опубликовал работу об этом. Жуковский писал о русской интеллигенции в 1836 году, причем он объединял в это понятие и придворных, и гвардейское офицерство – тех, кто был на уровне европейской образованности. Тот, кто соответствует Европе, тот для Жуковского интеллигент. Если внимательно почитать «Войну и мир», то там сказано, что у князя Андрея собиралась петербургская интеллигенция. А это, слава богу, 1805 год. Но потом слово интеллигенция стали понимать в несколько ином смысле.

К. ЛАРИНА: А вы как его понимаете?

С. ЭКШТУТ: Я употребляю в этой книге как рабочее понятие – это образованные люди. Дальше можно говорить о том, что для них характерны нравственные искания, они думают о смысле жизни (что правда), они конфликтуют с властью (что тоже правда). Но прежде всего это должно быть образование на уровне века. Как Пушкин писал, «В просвещении стать веком наравне». Кстати, я очень благодарен вашей передаче, потому что как слушатель я выиграл в свое время 19-томник поэта, полное собрание сочинений. Моя супруга потом ездила и получила, очень ругала мою эрудицию. Причем так получилось, что я выиграл в последние секунды, оставалось 10 секунд до конца эфира. Я даже помню эфир, который задавался.

К. ЛАРИНА: Какой?

С. ЭКШТУТ: Что такое клюква в русской орденской системе. Это орден Анны младшей степени.

К. ЛАРИНА: А почему жена приехала за собранием сочинений, а не вы?

С. ЭКШТУТ: Ну что делать? Муж в этот момент думал над очередной книгой, ходил на работу, зарабатывал деньги.

К. ЛАРИНА: Андрей, а для вас что такое интеллигенция? Образованные люди, плюс к этому что-то еще?

А. ПЕТРОВ: Образованные люди, да. Я вас слушаю очень внимательно, мне очень интересно, я очень переживаю за Обломова, отчасти за Чехова и за «Вишневый сад». Мне кажется, это не комедия, более того, мне кажется, что Чехов вряд ли ее как комедию рассматривал. Я не в плане подискутировать сейчас, но мне кажется, всё значительно сложнее. Что касается интеллигенции, конечно, это столь широкая категория и они такие разные… И Обломовы, и те, кто себя ищут и пытаются сражаться с властью, вроде даже как одна из таких черт интеллигенции - это поспорить с властью и повоевать. Очень разные. Поэтому мне нравится книга Семена Аркадьевича. Там очень разные люди, персонажи. Чтобы наш слушатель не понял, что речь там идет об интеллигенции только такой, какая похожа только на Обломова. Нет. Это рабочее понятие. У Семена Аркадьевича интеллигенция самая разная. А сколько тут интересного о Льве Николаевиче Толстом, который все-таки, наверное, не совсем Обломов. Многие интересные вещи, неожиданные об известных писателях и, наоборот, о мало известных людях. Для меня интеллигенция очень разная, и она разная будет всегда. Там всегда будут Обломовы и будут анти-Обломовы. Сказать, кто из них лучше, я бы даже сходу не решился.

К. ЛАРИНА: Я не случайно уточнила, что он вкладывает в понятие обломовщины. Как я понимаю, здесь речь идет о том, как человек прячется от настоящих проблем, когда он их чем-то замещает, когда он предпочитает не видеть настоящего.

А. ПЕТРОВ: Я иногда так радуюсь, когда кто-то замещает эти проблемы, которые сейчас возникают, и находит в чем-то другом. Я просто в восторге от этих людей. И меня иногда – не буду произносить слов нервирует, тошнит, – но иногда мне жутко от того, что люди, как караси, ловятся на эти крючки и трепыхаются со страшной силой на многие вещи, где надо просто повернуться спиной и уйти, не обращать внимание. Не потому что я как Обломов, хотя Обломов – один из любимых моих героев, но мне кажется, что здесь всё значительно сложнее, в смысле интеллигенции, в смысле Обломова и в смысле Чехова тоже. А с другой стороны, мы с вами в течение 40 минут эфира это не выясним. Поэтому это просто интересная тема, на эту тему интересно больше читать, больше узнавать.

К. ЛАРИНА: У меня еще вопрос, поскольку мне всё время хочется связать это с сегодняшним днем. А вот такое понятие, как либеральная интеллигенция, оно в то время существовало? Сегодня это тоже некий ярлык, что сегодня интеллигенция, как и всё общество, она точно так же по таким линиям разбита, расколота, уцелевшая, те, кого мы называем интеллигентами. А тогда?

С. ЭКШТУТ: Она существовала. Но тогда это не было ярлыком. Но где-то после отмены крепостного права всякие образованный человек не желал вступать в диалог с властью. Власть долгое время, до Николая Первого включительно, она считала так: всякий патриот (я не вкладываю в это слово уничижительного смысла), он должен служить, если он дворянского происхождения. Служить пером или шпагой – это другое дело. И рассуждать о делах государственных может только тот, кто служит на государственной службе и, соответственно, занимает достаточно высокое положение. А дело нижестоящих – просто выполнять приказы. И в тот момент, когда власть впервые повернулась к образованному обществу и хотела вступить с ним в диалог, выяснилось, что это образованное общество не желало вступать. И тут был еще один маленький момент. Николай Первый сознательно ограничивал число студентов и не пускал русского путешественника за границу. После 48 года вообще нельзя было.

К. ЛАРИНА: Как всё знакомо.

С. ЭКШТУТ: И был еще маленький нюанс. Заграничный паспорт стоил 500 рублей. Это фантастическая сумма. Чтобы вы просто представили себе ее масштаб – за эти деньги можно было мужчине зрелых лет, как мы с Андреем Витальевичем, отправиться в Европу, объехать всю Европу в течение 3-4 месяцев, посмотреть все разности, если, конечно, не играть на рулетке в Монте-Карло и не пользоваться услугами, вот тех самых, о которых следующий вопрос.

К. ЛАРИНА: Я назову победителей, которые правильно ответили на вопрос, какого русского писателя чаще всего цитировал Ленин. Салтыкова-Щедрина. 176 раз. Толстого всего 20, а Пушкина и того меньше – всего 14. Хороший был вкус у Владимира Ильича. Салтыков-Щедрин – писатель необходимый.

С. ЭКШТУТ: Он говорил, надо было в «Правде» перепечатывать периодически.

К. ЛАРИНА: ОБЪЯВЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ.

К. ЛАРИНА: Хочу задать следующий вопрос на смс +7-985-970-4545. Как назывался первый русский журнал, посвященный искусству? Сегодня у нас в гостях издательство «Молодая гвардия» – директор-главный редактор Андрей Петров и Семен Экштут, автор книжки «Повседневная жизнь русской интеллигенции от эпохи великих реформ до серебряного века». Как я понимаю, грядущие премьеры – Тютчев в серии ЖЗЛ. Про Тютчева тоже интересно спросить у автора. Это ваш герой?

С. ЭКШТУТ: Да.

К. ЛАРИНА: Расскажите почему.

С. ЭКШТУТ: Я расскажу только один узел из его биографии. Все любят повторять – «умом Россию не понять». А тютчевская поэзия отличалась тем, что стихи всегда написаны по сугубо конкретному поводу. Они обладали удивительной философичностью, силой обобщения, но всегда были привязаны к конкретному поводу. В какой связи появилось вот это «умом Россию не понять»? Федор Иванович Тютчев очень долго обещал своей супруге Эрнестине приехать в Овстуг, это было имение. Эрнестина Федоровна поняла, что такой образ жизни, как они вели в Петербурге, где у мужа была фактически вторая семья с Лелей Денисьевой и трое детей появилось, такой образ жизни очень затратный и нужно поехать в имение, заняться хозяйством. Она поехала. Т.е. декор, он был соблюден. Федор Иванович обещал приехать к законной супруге, продемонстрировать, что у него есть семья, вообще навестить. Не приезжал. Раз не приехал, два не приехал, наконец приезжает.

Он не мог себе представить свое утро без двух вещей. Он мог не обедать несколько дней подряд, забывая, но он не мог себе представить утро без чашечки очень хорошего кофе, сваренного по определенному рецепту, и без иностранных газет. А тут маленький нюанс: в ту пору газеты цензуровались, и даже губернаторы и начальники губерний получали газеты, где были либо вырезаны какие-то сюжеты, либо замазаны черной тушью. А Федор Иванович, как глава ведомства цензуры иностранной, получал это всё без изъятий. Почему он был так популярен в светском обществе? Он ходил по гостиным и рассказывал те новости, о которых другие не имели возможности рассказать. Но об этом мало кто знает. Точно так же, как не знают, что его старший брат был известным русским военным разведчиком, и это многое объясняет.

Так вот Федор Иванович приезжает наконец. А он договорился, что ему эти газеты пришлют. И в первое же утро ему дурно сварили кофе и прислали газеты с вырезами. Вот он и написал: «Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать – в Россию можно только верить».

К. ЛАРИНА: Т.е. это совершенно случайная история.

С. ЭКШТУТ: Это по сугубо конкретному поводу.

К. ЛАРИНА: «Когда б вы знали, из какого сора…»

С. ЭКШТУТ: Вот именно. Об этом книга. Точно так же, как старший брат поэта – русский военный разведчик, как тогда называли агент-маршрутник, он ездил по Западной Европе. Причем мне однажды удалось повторить его маршрут. Я увидел, что маршрут пролегал мимо новейших австрийских крепостей. Зачем русскому генеральному штабу нужны были австрийские крепости в Италии, я не рискну сейчас высказывать гипотезу, но факт то, что он проехал, всё это подробно зафиксировал, и разоблачен не был. Похоже, я первый, кто об этом написал.

К. ЛАРИНА: Андрюш, а ты чем дополнишь историю про Тютчева? Ты же уже прочитал книгу.

А. ПЕТРОВ: Она очень отличается от книги о Тютчеве Вадима Валериановича Кожинова (она у нас выходила, переиздавалась).

К. ЛАРИНА: Это совсем другой взгляд.

А. ПЕТРОВ: Книга достаточно известная, историософская, философская. Что касается книги Семена Аркадьевича, в первую очередь подкупает обилие фактов. Тютчева воспринимаешь не как какой-то отвлеченный персонаж, а как человека в быту, с женщинами. Причем книга имеет подзаголовок «Тайный советник и камергер». Но это вовсе не означает, что Федор Иванович… И две супруги, и любовь последняя – там всё это есть, и всё это интересно. Меня еще подкупило, что, в отличие от кожиновской книги, она достаточно компактная, она выходит в малой серии ЖЗЛ. Она интересна с первой до последней страницы. Я сейчас с удовольствием слушаю и пытаюсь представить себя не читавшим книгу, а слушателем «Эхо Москвы». Мне кажется, к Новому году надо ринуться и обязательно ее приобрести. А вообще, Федор Иванович Тютчев – мой любимейший поэт. И немножко грустно… Когда вы процитировали замечательные строки «когда б вы знали, из какого сора…» Иногда вроде даже хочется не знать. Что человеку из космоса пришла эта фраза, а не от того, что кофе сварен не так. Но вместе с тем это же очень интересно и величие этих строк это никак не отменяет.

К. ЛАРИНА: Конечно. Потому что всё равно это озарение. Уже не важно, чем оно обусловлено.

А. ПЕТРОВ: Я просто знаю, особенно по молодости мои, помню, однокашники, сокурсники, иногда возмущение: строки изумительная, любовная лирика… А потом вдруг случайно попадается фотография или портрет той, кому это адресовано. Да чего он на самом деле? Это жизнь. Тем более по фотографиям, по портретам судить нельзя, насколько красивы были женщины того же Федора Ивановича Тютчева.

С. ЭКШТУТ: Портреты там очень хорошие, видно, что красивые, незаурядные.

К. ЛАРИНА: А истории остальных стихотворений столь же случайные?

С. ЭКШТУТ: Это установленный факт, что всегда какие-то случайные обстоятельства.

К. ЛАРИНА: «О как убийственно мы любим» – это же его стихи?

С. ЭКШТУТ: Да. Но я немножко о другом хотел сказать. Как я начал писать эту книгу? Я очутился в Лондоне, в промозглой лондонской гостинице.

А. ПЕТРОВ: Не разведчик ли вы?

С. ЭКШТУТ: Об этом мы поговорим потом, при других обстоятельствах. В холодной гостинице в центре Лондона, без языка – я подчеркиваю. И я увидел величие лондонской столицы. Я иду мимо парламента – и вдруг на меня что-то накатило, я подумал: боже мой, что было у нас в это время и что было у них. Какая-то злоба откуда-то из глубин души. И вот мне захотелось что-то такое сделать нехорошее. И вдруг я увидел, что на заборе крупными русскими буквами написано вот то, что пишут… Но дело не в этом. Я вдруг подумал, что Федор Иванович Тютчев, один из умнейших людей своего времени, ухитрился просмотреть промышленный переворот, который в это время был в Англии. Он с комфортом ездил по железной дороге, но не задумывался, откуда всё это берется. И вот тогда появился первый импульс. Это было почти 10 лет назад.

Вот из этого вырос и Тютчев, из этого выросла и эта книга, и целый ряд других книг. Это был очень сильный импульс. Я помню, как я сидел и писал. А потом была еще очень интересная ситуация в жизни автора. Я уже начал писать книгу о Тютчеве. Накануне Нового года сидел в одной компании. Все говорят: чего ты такой грустный, какой-то ты задумчивый, у тебя что-то произошло? Я говорю, что у меня ничего, но у моего героя Федора Ивановича Тютчева сегодня родился первый внебрачный ребенок, и я как раз об этом написал. Но он-то еще не знает, а я-то знаю, что внебрачных детей будет 6 человек. Вот так я погружался в материал.

К. ЛАРИНА: А почему все-таки такая злоба вас обуяла в тот момент?

С. ЭКШТУТ: Я не могу это объяснить. Чувство злобы мне вообще не свойственно.

К. ЛАРИНА: По отношению к кому, к англичанам?

С. ЭКШТУТ: Приступ какой-то ксенофобии. Я не могу это объяснить, это было нечто темное. Я не стыжусь в этом признаться. Такое было. Я не знаю почему. Эта была минутная вспышка. Может быть, об этом надо было умолчать. Но я не считаю нужным.

А. ПЕТРОВ: Это в связи с парламентом? Я не понял.

С. ЭКШТУТ: Да, я увидел это величественное здание…

К. ЛАРИНА: Когда создавался парламент, когда он уже был, что было у нас. Это, может быть, не злоба, что-то другое.

С. ЭКШТУТ: Какое-то отторжение было в этот момент, которого я стыжусь. Но это со мной было, поэтому я об этом рассказываю.

К. ЛАРИНА: «Мир искусства» – так назывался первый русский журнал, посвященный искусству, в 1899 году выходил. ОБЪЯВЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ. Следующий вопрос. Какой русский поэт-лирик был по совместительству одним из первых фермеров, написавшим руководство по рациональному ведению хозяйства? Дорогой Семен, а вы не пишете художественную прозу?

С. ЭКШТУТ: Нет. Но если ответить кратко, я могу сказать так, что я философ по образованию, историк по своим научным интересам и писатель по манере эти интересы воплощать. Вот эта книжка написала как художественная проза, хотя каждая фраза имеет отсылку к конкретному документу. И я работаю над фразой, чтобы она была музыкальная, звучная, может быть, еще и потому, что я диктую свои книги.

К. ЛАРИНА: Как Лев Толстой?

С. ЭКШТУТ: Лев Толстой говорил так: «Я диктую письма. Диктовать прозу мне совестно».

К. ЛАРИНА: Как здорово. Т.е. ваш первый читатель – это ваш стенографист.

С. ЭКШТУТ: Да. Но у меня хорошие предшественники. Федор Достоевский диктовал.

К. ЛАРИНА: Своей жене.

С. ЭКШТУТ: И Натан Яковлевич Эйдельман. Когда мы с ним познакомились, я ему сказал: «Странное дело, когда я читаю ваши книги, я слышу ваш голос вашими интонациями». Он говорит: «Это потому что я их диктую».

К. ЛАРИНА: А почему такая странная привычка? Вам так легче?

С. ЭКШТУТ: В какой-то момент она выработалась. Я беседую с воображаемым читателем, и мне нужно услышать, что я скажу. Если я говорю полную чушь, то супруга меня одергивает – и этой чуши нет.

К. ЛАРИНА: Тогда еще у меня вопрос по этой книги «Русская интеллигенция от эпохи великих реформ до серебряного века». Ваши любимые герои здесь – это кто?

С. ЭКШТУТ: Они самые разные. Это и Дягилев, это и Тенишева, хотя они абсолютно разные. Это и Дмитрий Алексеевич Милютин, военный министр, человек, очень много сделавший для реформирования русской армии, человек, искоренивший (во всяком случае на время) то, чему посвящен следующий вопрос о безгрешных доходах. Пользуясь случаем, я хочу сказать, что сейчас выйдет 12-й том. Публикуются бумаги Милютина, воспоминания его и дневники. Лариса Георгиевна Захарова, профессор Московского университета, положила несколько лет жизни, фактически несколько десятилетий, ввела в оборот фантастический комплекс материалов. Мы часто жалуемся на то, что в архивы не пускают. А мы не осваиваем то, что опубликовано. Одним из импульсов к написанию этой книги стали воспоминания и дневники Милютина.

К. ЛАРИНА: Так хочется много вопросов задать, но легче уже книжку прочитать. Хочется спросить и про взаимоотношения с церковью и религией в то время у русской интеллигенции.

С. ЭКШТУТ: Были очень сложные, очень противоречивые. Тем не менее, вера в глубине души жила и было понятие греха. Об этом я не пишу в этой книге, но одна звездочка, как бы мы сказали, серебряного века, ей делал предложение сам Гумилев. И он хотел, чтобы они обвенчались. Она отказала ему в этом. А потом сказала, что если бы я была венчанной супругой, я бы его удержала от участия в этом несчастном Таганцевском заговоре. Т.е. к браку было совсем иное отношение, брак все-таки воспринимался как таинство. Я в книге об этом подробно пишу, что это понятие размывалось, исчезало, но до конца оно все-таки не исчезло. Сходить в церковь, обвенчаться тогда и сходить в ЗАГС и даже в церковь сейчас – это две большие разницы, как говорят в Одессе. Были иные отношения у человека с богом. Даже если он бравировал своим безбожием.

К. ЛАРИНА: Афанасий Фет – вот еще один поэт, которого мы сегодня вспоминаем. Поэт, который был по совместительству одним из первых фермеров. ОБЪЯВЛЕНИЕ ПОБЕДИТЕЛЕЙ. Я задам последний вопрос. Что объединяло в светском жаргоне 19 века понятия Магдалина, камелия и горизонталка? Такой хулиганский вопрос, на него тоже отвечайте на смс +7-985-970-4545. Будет два победителя, это мы суперпризы отдадим. Хочу отдать полминутки Андрею, чтобы он сказал нам о грядущих премьерах.

А. ПЕТРОВ: Я всех приглашаю на выставку Non/fiction, которая открывается в среду на будущей неделе. Там будет масса интересных книг, масса интересных мероприятий. «Молодая гвардия» тоже порадует новыми книгами.

К. ЛАРИНА: Расскажи какими.

А. ПЕТРОВ: Во-первых, появится книга Нины Демуровой «Льюис Кэрролл». Эту книгу очень давно мы ждали. Появилось несколько переизданий, которые наши читатели умоляли сделать заново, – книга Василия Голованова о Несторе Махно, еще целый ряд изданий «Повседневной жизни». Помимо книги Семена Экштута «Повседневная жизнь» об интеллигенции, это книга Митрофанова о повседневной жизни губернского города, тоже очень интересная. Приходите, многое увидите. И вы нас чаще приглашайте.

К. ЛАРИНА: Обязательно. Спасибо, Андрей, за замечательного гостя, я просто влюбилась в нашего сегодняшнего героя, с удовольствием книжку прочту. Напомню, это Семен Экштут и книга «Повседневная жизнь русской интеллигенции от эпохи великих реформ до серебряного века». Я повторю вопрос для наших слушателей. Что объединяло в светском жаргоне 19 века понятия Магдалина, камелия и горизонталка? Правильно мыслите, дорогие товарищи. Победителей скажем в следующем часе. А вам огромное спасибо.

С. ЭКШТУТ: Спасибо вам.

Словарь С. И. Ожегова определяет понятие "интеллигенции" следующим образом: "Интеллигенция – люди умственного труда, обладающие образованием и специальными знаниями в различных областях науки, техники и культуры; общественный слой людей, занимающихся таким трудом". По мнению В. Даля, интеллигенция – "разумная, образованная, умственно развитая часть жителей".

Часто это понятие выводят из латинского intelligentia -"понимание, познавательная сила, знание". На самом деле первоисточником его является греческое слово noesis - "сознание, понимание их высшей степени". Этот концепт противопоставлялся более низким степеням сознания – dianoia – "образ мыслей, размышление" и episteme – "научное знание", и объединяла их как высшая категория. Затем уже в римской культуре возникло собственно слово intelligentia, означавшее сначала просто "хорошая степень понимания, сознания", без греческих тонкостей. Лишь к закату Рима оно приобрело тот смысл, в котором и перешло в классическую немецкую философию, во французскую науку.

В Россию понятие "интеллигенция" проникает трудами Гегеля, Шеллинга, а также французских авторов. Первые русские переводчики Шеллинга переводили его термин "Intelligenz "как "разумение", а заглавие книги Ипполита Тэна "De l’intellegence" как "об уме и познании". Именно в таком отвлеченно-философском смысле слово и стало употребляться в русском языке.

Долгое время считалось, что собственно русское слово "интеллигенция" было введено в 1860-е годы Боборыкиным, о чем он и сам говорил в начале XX века: "Около сорока лет назад, в 1866 г., в одном из своих драматических этюдов я пустил в обращение в русский литературный язык как жаргон <...> слово "интеллигенция", придав ему то значение, какое оно из остальных европейских языков приобрело только у немцев: интеллигенция, т.е. самый образованный, культурный и передовой слой общества известной страны. Тогда же я присоединил к нему одно прилагательное и одно существительное <...> интеллигент и интеллигентный".

На самом же деле, во-первых, слово впервые было употреблено В. А. Жуковским в 1836г., а во-вторых, в 1866 г. Боборыкин употребил его вовсе не в том значении, о котором писал спустя почти полвека. Однако обо всем по порядку. Согласно исследованию С. О. Шмидта, слово "интеллигенция" присутствует в дневниковой записи В. А. Жуковского от 2 февраля 1836г. В ней идет речь о возмутительном случае, когда сразу после пожара с сотнями жертв у Адмиралтейства, почти рядом, на Невском в тот же день состоялся веселый бал в доме В. В. Энгельгардта. Бал превратился чуть ли не в беснование, где участвовали многие петербургские дворяне, "которые у нас представляют, - иронично замечает Жуковский, - всю русскую европейскую интеллигенцию" и где "никому не пришло в голову (есть исключения), что случившееся несчастье есть дело всеобщее". Иначе говоря, поэт не осознает еще интеллигенцию как специфическое русское явление (примечательно, кстати, что и сейчас некоторые ученые, занимающиеся проблемой интеллигенции, не признают исключительно русского содержания понятия, о чем будет сказано позже).

Возвращаясь к Боборыкину, нужно отметить, что он впервые употребляет это слово в 1866 году в статье о парижских театральных постановках в совершенно ином значении, нежели современное: "Постановки театра Шатле больше, чем постановки других театров, нравятся массе, без различия интеллигенции и общественного положения", т.е. здесь скорее имеется ввиду философское понятие ума, интеллекта, нежели принадлежности к определенному социальному слою. И все же, отказывая Боборыкину в пальме первенства в использовании слова "интеллигенция", нельзя отрицать вклад писателя в привлечении внимания к данному понятию.

Помимо него термин "интеллигенция" имел хождение и у других авторов 1860-х годов, таких, как Н. Шелгунов, И. Аксаков, П. Ткачев. Причем, при общей неопределенности, колебании между абстрактным и собирательным значениями, у революционно-демократического лагеря есть свои трактовки понятия "интеллигенция". Ткачев, в частности, называл ее "образованным меньшинством": "по своему строго критическому отношению к окружающим ее явлениям, по смелости своей мысли она ни в чем не уступает лучшей части западноевропейской интеллигенции", и "здоровые мысли и понятия, которые в наше время стали распространяться и утверждаться в небольшом кружке нашей интеллигенции", привели к тому, что "барская интеллигенция" должна была стушеваться перед другою, вышедшею из другого класса людей".

К 1870-м годам утверждается понятие интеллигенции как социальной группы со своими отличительными особенностями. В словаре В. Даля, еще раз напомним, она определяется как "разумная, образованная, умственно развитая часть жителей". А все тот же Боборыкин в начале ХХ века определял ее следующим образом, отобразив по сути основные черты: "интеллигенция, т.е. самый образованный, культурный и передовой слой общества известной страны. <...> собирательная душа русского общества и народа. <...> избранное меньшинство, которое создало все, что есть самого драгоценного для русской жизни: знание, общественную солидарность, чувство долга перед нуждами и запасами родины, гарантии личности, религиозную терпимость, уважение к труду, к успехам прикладных наук, позволяющим массе поднять своё человеческое достоинство".

Говоря, однако, о явлении интеллигенции как присущем единственно русской действительности, нельзя пройти мимо работ П. Марселя, П. Потье, П. Габильяра, А. Беранже, которые писали о существовании во Франции так называемых "интеллигентных пролетариев". В частности, Анри Беранже так характеризует людей этого слоя: "… на дне общества есть люди, рожденные бедняками, как например сыновья крестьян, рабочих, мелких служащих или даже крупных, но неимущих чиновников, люди трудолюбивые, склонные к порядку, приобретшие усидчивым трудом и лишениями значительные знания, люди, требующие известного положения в обществе, соответственно тем преимуществам, какие им дает университетская степень, наконец, люди, не имеющие ничего общего с богемой, с строптивыми упрямцами и с отбросами сословий, а наоборот, личности дисциплинированные, покорные, готовые и желающие сделаться настоящими буржуа и кончающими тем, что впереди у них остается только один голод. Вот это и есть интеллигентные пролетарии".

Он приводит и статистику французского интеллигентного пролетариата, выделяя следующие категории интеллигентных пролетариев:

1) пролетарии среди врачей;

2) среди адвокатов и судей;

3) среди профессоров и учителей;

4) среди инженеров;

5) среди офицеров;

6) среди чиновников;

7) среди представителей художественных профессий;

8) среди студентов;

9) в пролетариате – "преисподней голодающих оборванцев, с университетскими дипломами".

Необходимо отметить также мнение отдельных отечественных ученых, подвергающих сомнению исключительность русской интеллигенции. К числу таких можно отнести К. Б. Соколова. Он заявляет о существовании интеллигенции в Германии, Японии, Индии, США и др., ссылаясь на труды Г. Померанца, В. Страды, и приводя собственные аргументы. И, если с Померанцем, который говорит о том, что "... интеллигенция... складывается в странах, где сравнительно быстро принялась европейская образованность и возник европейски образованный слой, а социальная "почва", социальная структура развивалась медленнее, хотя иногда, по-своему, и очень быстро" и при этом "эта "почва" надолго сохраняла азиатские черты", можно согласиться в силу похожего характера развития русской культуры, где народная культура и культура образованного слоя развивались практически независимо друг от друга, то мысли, высказанные В. Страдой, носят спорный характер.

Он пишет, что "русская интеллигенция при всех ее особенностях, не есть что-то уникальное, а часть сложного исторического явления – европейской интеллигенции нового времени". По его мнению, последняя появилась во Франции в эпоху Просвещения, которому и отводилась решающая роль при формировании современного типа интеллектуала, в том числе и русского. Получается, что он не разделяет понятия интеллектуалов и интеллигенции, что не совсем правильно, поскольку интеллигент в отличие от интеллектуала – по сути просто работника умственного труда, образованного человека, сочетает в себе еще и функции носителя норм нравственности, национального самосознания, просветителя, ведущего за собой остальной народ к духовной свободе, миру и гармонии. Другое дело, что методы достижения этих целей приобретали порой столь кровавый характер, что сводило на нет благородные стремления, но этот вопрос будет нами рассмотрен в данном исследовании позднее.

Занимательна тут точка зрения П. Н. Милюкова, отмечавшего, что "интеллигенция вовсе не есть явление специфически русское". И при этом он, так же, как и Беранже, упоминал интеллигентный пролетариат. Милюков отмечал, что появление во Франции "особого класса, стоящего вне сословий и занятого профессиональным интеллигентским трудом, ведет к образованию интеллигентского пролетариата...". Есть, по его убеждению, интеллигенция и в Англии, причем она стоит "особенно близко по самому характеру идеологии к русской интеллигенции". Что же касается Германии, то в ней, по словам Милюкова, еще в 30-х - начале 40-х годов XIX в. учащейся молодежью было создано типично интеллигентское движение "Молодая Германия", состоявшее из журналистов и литераторов.

Так же Милюков говорит об эпохах, "как 40-50-е годы, когда интеллигентский тип становится интернациональным в Европе, будучи объединен в кружках политической эмиграции".

Вопрос о соотношении терминов "интеллигенция" и "образованность" Милюков решает представлением их в виде двух концентрических кругов. "Интеллигенция – тесный внутренний круг: ей принадлежит инициатива и творчество. Большой круг "образованного слоя" является средой непосредственного воздействия интеллигенции". Таким образом Милюков подводит веские основания под вывод об интернациональности понятия интеллигенции.

Соколов же в качестве аргументов приводит такую же, как и в России, оторванность "верхушки", от народа во Франции и Германии конца XVIII века. По его словам, "только образованная парижская аристократия была знакома с достижениями науки, занималась литературой и изящными искусствами. В тоже время провинциальные дворяне Гаскони, Прованса, Шампани, Бургундии не всегда знали грамоту". Здесь мы имеем дело с сословным делением, но интеллигенция – внесословна. Интеллигенция сама есть социальный слой, в который входят люди разного происхождения. К тому же, автор сам себе противоречит, противопоставляя "парижскую аристократию" "провинциальным дворянам Гаскони", т.е. одних дворян он, таким образом, причисляет к народу, а других – ставит над ним.

Что касается упоминания Соединенных Штатов Америки, то здесь достаточно вспомнить, каким образом и из кого формировалось их население. Далее, Америка – государство, построенное, по сути заново, "с нуля", и совсем на иных принципах. Там сословия размывались и во главу угла ставилась (да и ставится) предприимчивость, умение зарабатывать любыми способами. О какой интеллигенции, о какой нравственности может идти речь там, где господствовали принципы индивидуализма и материальной обеспеченности. Очень точно один американский президент выразил сущность своей страны – "дело Америки – бизнес".

В противовес подобным высказываниям Соколова и его единомышленников можно привести два совершенно противоположных мнения: В. Кормера и И. Берлина. Так, Кормер следующим образом определял специфику интеллигенции как явления русской культуры: "Исходное понятие было весьма тонким, обозначая единственное в своем роде историческое событие: появление в определенной точке пространства, в определенный момент времени совершенно уникальной категории лиц, буквально одержимых еще некоей нравственной рефлексией, ориентированной на преодоление глубочайшего внутреннего разлада, возникшего меж ними и их собственной нацией, меж ними и их же собственным государством. В этом смысле интеллигенции не существовало нигде, ни в одной другой стране, никогда".

И хотя всюду были оппозиционеры и критики государственной политики, политические изгнанники и заговорщики, люди богемы и деклассированные элементы, но "никогда никто из них не был до такой степени, как русский интеллигент, отчужден от своей страны, своего государства, никто, как он, не чувствовал себя настолько чужим - не другому человеку, не обществу, не Богу - но своей земле, своему народу, своей государственной власти. Именно переживанием этого характернейшего ощущения и были заполнены ум и сердце образованного русского человека второй половины XIX - начала XX века, именно это сознание коллективной отчужденности и делало его интеллигентом. И так как нигде и никогда в Истории это страдание никакому другому социальному слою не было дано, то именно поэтому нигде, кроме как в России, не было интеллигенции". Исайя Берлин сказал об этом боле сжато, но не менее глубоко: "Не следует путать интеллигенцию с интеллектуалами. Принадлежащие к первой считают, что связаны не просто интересами или идеями; они видят себя посвященными в некий орден, как бы пастырями в миру, назначенными нести особое понимание жизни, своего рода новое евангелие".

Относительно вопроса происхождения русской интеллигенции, можно обозначить несколько вариантов генезиса. Одна из традиций отечественной культуры, наиболее отчетливо заявленная русским народничеством, а затем и марксизмом (Н. К. Михайловский, Г. В. Плеханов, В. И. Ленин), - начинать историю русской интеллигенции с возникновения разночинства – в 40-е годы-XIX в. в лице наиболее ярких его представителей и идейных вождей - В. Г. Белинского и А. И. Герцена. Следующее поколение разночинной интеллигенции (Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов, Д. И. Писарев и другие "шестидесятники") продолжило и радикализировало взгляды людей, представлявших не то или иное сословие или класс, но "чистую мысль", дух (нации или народа), воплощенное искание истины, справедливости, разумной действительности. Таким образом, "разночинское" обоснование русской интеллигенции объясняет не только ее отвлеченную духовность, но и знаменитую ее "беспочвенность", разрыв со всяким сословным бытом и традициями, ее социальную неукорененность, скитальчество, "отщепенчество".

Другая традиция истолкования генезиса русской интеллигенции связывает его с истоками русского вольномыслия ("вольтерьянства" и политической оппозиционности); в этом случае родоначальниками русской интеллигенции оказываются А. Н. Радищев, Н. И. Новиков (к этой точке зрения по-разному склонялись Ленин и Бердяев); Д. Н. Овсянико-Куликовский начинал свою историю русской интеллигенции с момента публикации "Философического письма" П. Я. Чаадаева, положившего начало национальному нигилизму отечественных мыслителей (своего рода оборотной стороны русской мессианской идеи). Именно острота постановки Чаадаевым проблемы национальной самобытности русской культуры и российской цивилизации в контексте мировой культуры вызвала почти двухвековую полемику русских "западников" и "славянофилов" вокруг вопроса о ценностной самоидентичности русской культуры и породила множество оригинальных гипотез и концепций духовно-цивилизационного своеобразия России и русской культуры.

Тем самым происхождение русской интеллигенции связывалось, во-первых, с культурным европеизмом, распространением просвещения, развитием наук, искусств и вообще возникновением специализированных форм культуры (которых в Древней Руси с ее культурным синкретизмом не существовало) и их обслуживающих профессионалов; во-вторых, с обретаемыми навыками религиозной и политической свободы мысли, слова, печати, тем более трудными для России, что "рождались они в жестком противостоянии политическому деспотизму и авторитаризму, традиционализму и религиозно-духовному догматизму, цензурным гонениям и запретам, - в отсутствие сложившегося общественного мнения, традиций гражданского общества, правового государства (т.е. в принципиально иных социокультурных условиях по сравнению с западноевропейскими свободами)".

Третья традиция (Д. С. Мережковский и М. О. Гершензон) возводила истоки русской интеллигенции ко временам петровских реформ и к самому Петру, признаваемому первым русским интеллигентом, стремившимся "по своему образу и подобию" сформировать отряд послушных его воле "птенцов гнезда Петрова". Сюда же относится традиция осмыслять успехи просвещения в России в связи с державной волей просвещенного монарха (Петр I, Елизавета, Екатерина II, Александр I, Александр II т.д.). Эта традиция исследования генезиса русской интеллигенции была плодотворна тем, что обозначала драматическую коллизию, сопровождавшую в дальнейшем всю историю русской интеллигенции - сложные взаимоотношения интеллигенции с властью и государством. С одной стороны, интеллигенция "рекрутирована" властью, ее деятельность мотивирована гражданским долгом перед Отечеством, его духовным благом и процветанием; с другой – интеллигенция сама творит себя, а не порождена властью, она самоопределяет смысл и цели своей деятельности, связанной с творчеством и распространением культуры, общечеловеческих ценностей, идеалов Разума и просвещения, а не служит лишь интеллектуальным, культурным орудием политической воли самодержавного монарха и его бюрократического аппарата.

Четвертая традиция осмысления культурно-исторических истоков русской интеллигенции связана с поисками более глубоких – древнерусских - ее корней. Так, в многовековой- "пятиактной" - трагедии русской интеллигенции Г. П. Федотов видел и многовековую же ее предысторию: целых два "пролога" к ней – в Киеве и Москве. Иначе говоря, по Г. Федотову, первые "интеллигенты" на Руси - при всей условности их отнесения к интеллигенции - это православные священники, монахи и книжники киевского и московского периодов древнерусской культуры. "В этом случае история (точнее - предыстория) русской интеллигенции уходит во мглу веков и теряется чуть ли не у истоков Крещения Руси"; однако такой подход к исследованию русской интеллигенции раскрывает важные смысловые составляющие понятия "интеллигенция" – органическая близость древнерусской "протоинтеллигенции" к народу (своим бытом, языком, верой) и вместе с тем – отчужденность, оторванность от него, от народного творчества (культурный аристократизм, византинизация идеалов жизни, нравственности, эстетики).

Пятая традиция трактовки интеллигенции в отечественной культуре связана с вкладом русского марксизма, впитавшего, в большевистском варианте, идеологию "махаевщины" (доктрины, автором которой по праву считается В. К. Махайский и которая объявляет интеллигенцию классом, враждебным революции, в то время как основой революции оказываются деклассированные элементы, люмпен-пролетариат). Согласно этой интерпретации, интеллигенция не находит определенного места в социально-классовой стратификации общества: это не класс, а "прослойка" между трудящимися и эксплуататорами; интеллигенция "вербуется" из недр трудящихся, однако ее труд, знания, продукты умственного труда являются "товаром", который заказывается и оплачивается главным образом эксплуататорскими классами, превращаясь тем самым в форму идеологического обмана и самообмана трудящихся. Интеллигенция, таким образом, предстает в качестве ученых "лакеев", "приказчиков", "прислуги" эксплуататорских классов (помещиков и буржуазии), а создаваемые ею произведения культуры, в соответствии с поступившим "социальным заказом", оказываются опасными и вредными для народа, т.е. подлежат изъятию, исправлению, переосмыслению с новой классовой точки зрения, т.е. целенаправленной селекции. Отсюда - новая роль революционной цензуры, партийно-государственного контроля за интеллигенцией, ненадежной и продажной, лицемерной и склонной к политическому предательству.

Что же на самом деле представляет собой интеллигенция? Об этом идет многолетний спор, как мы уже успели убедиться, на страницах литературных и научных журналов, книг. Существуют сотни определений для интеллигенции. И на одной из недавних конференций, посвященных этой проблеме, было названо целых 24 критерия, "раскрывающих понятия интеллигенция и интеллигентность".

Один из коренных вопросов – вопрос о происхождении интеллигенции, о котором мы выше упоминали, говоря о направлениях в толковании данного понятия. Сейчас же рассмотрим вопрос более детально. Серьезная дискуссия относительно происхождения интеллигенции развернулась в начале ХХ века на страницах сборников "Вехи", "Из глубины". Здесь надо сказать о схожести взглядов в плане времени появления интеллигентов в России. "Созданием Петровым" именует интеллигенцию С. Н. Булгаков. М. О. Гершензон так же утверждает, что "наша интеллигенция справедливо ведет свою родословную от Петра". М. И. Туган-Барановский не отстает и видит Петра "одним из первых русских интеллигентов". Несколько иных взглядов придерживался Струве, считавший, что "интеллигенция как политическая категория, объявилась в русской исторической жизни лишь в эпоху реформ и окончательно обнаружила себя в революцию 1905-1907 гг. Идейно же она была подготовлена в знаменательную эпоху 40-х гг. Восприятие русскими передовыми умами западноевропейского социализма – вот духовное рождение русской интеллигенции в очерченном нами смысле".

Однако тогда же появились разночтения касательно "духовных отцов" русской интеллигенции. В их качестве выступали Белинский, Бакунин, Некрасов, Герцен, Чаадаев. В написанной позже работе Бердяев считал таковым Радищева: "Родоначальником русской интеллигенции был Радищев, он предвосхитил и определил ее основные черты. Когда Радищев в своем "Путешествии из Петербурга в Москву" написал слова "Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человеческими уязвлена стала", - русская интеллигенция родилась". И вообще сам процесс исторического зарождения интеллигенции в России сопровождался, по словам Бердяева, мученичеством. Говоря о вынесенных Екатериной II приговорах, он заключает: "Так встречено было образование русской интеллигенции русской властью". Особым типом интеллигента являлся, по Бердяеву, А. С. Пушкин, которого тот называл "единственным ренессансным русским человеком, который соединил в себе сознание интеллигенции и сознание империи".

Необходимо так же отметить неоднозначность выводов и в отношении сущности интеллигенции. И, если Н. А. Гредескул писал в начале 19 – го века о том, что "интеллигенция" в смысле "ума и "понимания", так же как в смысле "нравственной чуткости", существует, конечно, у всех народов и во все времена", то Бердяев в середине столетия был уверен в том, что "русская интеллигенция есть совсем особое, лишь в России существующее, духовно-социальное образование". А, выстраивая ступени восхождения интеллигенции к статусу роковой, судьбоносной для России категории, Н. А. Бердяев отдает должное разностороннему влиянию на этот процесс Чаадаева и Хомякова, Герцена и Бакунина, славянофилов и западников, народников и марксистов. Он исследует, как меняется характер и тип русской интеллигенции при переходе от преимущественно дворянского состава (40-е годы 19-го столетия) к разночинскому (60-е годы), говорит о возникновении в России "интеллигентного пролетариата" (вспомним Беранже) и большой роли "интеллигентов", вышедших из духовного сословия".

Немалую роль "церковной интеллигенции", правда, уходящей корнями в средневековье, признает современный исследователь Т. П. Белова, отмечающая, что ее "необходимо признать "первой русской интеллигенцией", так как именно с ней связано возникновение личностного самосознания и пробуждения русского национального самосознания".

Свое мнение о сущности интеллигенции имеет и В. Л. Семенов, который считает, что по своим историческим корням интеллигенция как бы разделяется на две части. Одна из них, органичная традиционному российскому обществу, имела своими истоками летописную культуру Древней Руси. Другая – представляла продукт силовых "прививок" Западной цивилизации на российское "древо". Вместе с тем автор отмечает, что "начало русской интеллигенции в узком смысле... понятия было положено реформами Петра I,... но уже в 1870-х гг. радикальная молодежь стала утверждать: право носить титул интеллигентов принадлежит только ей одной". Хотя, пишет автор, исключение из состава интеллигенции "не революционеров" равнозначно искажению истории России.

О. В. Туманян приходит к выводу, что "в дореволюционной России интеллигенция формировалась практически изо всех социальных групп и классов, как традиционно стоящих во главе общества, так и из простых людей".

Касательно формирования интеллигенции, уместно упомянуть Иванова-Разумника, писавшего, что интеллигенция как слой существовала с середины ХVIII века, а до того были лишь отдельные интеллигенты, такие как Курбский, Котошихин, Хворостинин, Татищев.

Мы придерживаемся относительно генезиса интеллигенции точки зрения, озвученной Д. С. Мережковским и М. О. Гершензоном, уводивших корни интеллигенции к времени петровских реформ.

В целом же относительно сути вопроса о специфике русской интеллигенции уместно привести как вывод слова О. К. Ермишиной: "Проблема выделения интеллигенции в отдельную социальную страту остается одной из наименее изученных. Представляется, что одной из серьезных причин этого положения в отечественной историографии является сложность вычленения интеллигенции из сословной структуры российского общества, которая окончательно оформилась в XVIII веке".

По нашему мнению, наиболее полно понятие и сущность интеллигенции выразил в своей работе "Культура и интеллигенция" Виталий Владимирович Тепикин. Под интеллигенцией он мыслит (и здесь мы с ним согласны) "особую социально-профессиональную и культурную группу людей, занятую преимущественно в сфере умственного труда, обладающую способностью чуткости, такта и мягкости в проявлениях, ответственную за поступки и склонную к состоянию самоотречения". Помимо определения чрезвычайно интересны признаки интеллигенции, выделенные им:

"1.передовые для своего времени нравственные идеалы, чуткость к ближнему, такт и мягкость в проявлениях;

2.активная умственная работа и непрерывное самообразование;

3.патриотизм, основанный на вере в свой народ и беззаветной, неисчерпаемой любви к малой и большой Родине;

4.творческая неутомимость всех отрядов интеллигенции (а не только художественной ее части, как многими принято считать), подвижничество;

5.независимость, стремление к свободе самовыражения и обретение в ней себя;

6.критическое отношение к действующей власти, осуждение любых проявлений несправедливости, антигуманизма, антидемократизма;

7.верность своим убеждениям, подсказанным совестью, в самых трудных условиях и даже склонность к самоотречению;

8.неоднозначное восприятие действительности, что ведет к политическим колебаниям, а порой - и проявлению консерватизма;

9.обостренное чувство обиды в силу нереализованности (реальной или кажущейся), что иногда приводит к предельной замкнутости интеллигента;

10.периодическое непонимание, неприятие друг друга представителями различных отрядов интеллигенции, а также одного отряда, что вызвано приступами эгоизма и импульсивности (чаще всего характерно для художественной интеллигенции).

Принимая во внимание признаки интеллигенции, предложенные нами, надо знать пропорциональный критерий, предполагающий достаточное количество признаков для конкретного индивида-интеллигента. Видно, хватит половины из 10, чтобы человека можно было назвать интеллигентом. Но - в общем значении".

Прежде чем приступить к вопросу о составе интеллигенции, необходимо обозначить основные классификации. В основу одной из них положена принадлежность представителя данного слоя к определенной профессии, что является характерным признаком многих словарей, как советского периода, так и современности. Так в определении из словаря С. И. Ожегова идет четкий принцип принадлежности к интеллектуальным профессиям. То же наблюдается и в определениях, данных в Советском Энциклопедическом словаре и в энциклопедии социологии, хотя отдельные исследователи, как например В. С. Меметов, не согласны с такой трактовкой термина и считают, что: "Подавляющее большинство исследователей по-прежнему подходят к этому понятию как к некой общности всех профессионально образованных людей. При этом ни у кого не вызывает возражений тот факт, что в современном "образованном слое" сплошь и рядом встречаются безнравственные, ничего не имеющие общего с интеллигенцией и интеллигентностью люди". Четкую классификацию по профессиональному признаку мы также видим у В. Р. Лейкиной-Свирской – она делит интеллигенцию на следующие группы:

Чиновники, офицеры, духовенство;

Технические кадры;

Учителя средней и начальной школы;

Работники науки;

Цех литературы.

Другая классификация строится на основе общественно-политических взглядов, и здесь во главе угла лежат политико-правовые убеждения представителей рассматриваемого слоя. По этому критерию интеллигенцию времен Александра II можно разделить на три главных направления: консерваторы, либералы, радикалы. На базе такой классификации и будет строиться данная работа, поскольку внутри узкопрофессиональных групп интеллигенции не было единства в отношении к острым вопросам современности, а, следовательно, и рассматривать вопрос о мировоззрении интеллигенции того времени целесообразнее, используя именно такой признак.

Рассмотрим сначала профессиональный состав интеллигенции исследуемого периода, используя 1-ю классификацию, анализируя, соответственно, сословный состав студенчества, инженеров, медиков, учителей, деятелей науки и литературы и других групп интеллигенции.

Согласно переписи учебных заведений 1880 г., всего в 8 университетах на тот момент обучалось 8193 студента, из которых потомственных дворян было 1894 человека, детей личных дворян и чиновников – 1929, детей духовенства – 1920, детей почетных граждан и купцов – 745, детей мещан и цеховых – 1014, крестьян – 262, других сословий – 429 человек. В процентном соотношении соответственно потомственных дворян - 23,1%, личных дворян и чиновников – 23,5%, духовенства – 23,4%, почетных граждан и купцов – 9,1%, мещан и цеховых – 12,4%, крестьян – 3,2%, других сословий – 5,2%.

По данным переписи 1880 года специальных учебных заведений, из общего числа в 44572 учащихся потомственных дворян было 15,1%, детей личных дворян и чиновников – 11,2%, детей духовенства – 35,2%, детей почетных граждан и купцов – 5,9%, детей мещан – 12,8%, крестьян – 11%, других сословий – 3,6%.

По этим данным можно сделать вывод о растущем количестве среди студентов представителей непривилегированных слоев, что свидетельствовало о либерализации образования и пополнения интеллигенции не только из высших, но и из средних и низших слоев общества.

Представителей технической интеллигенции – инженеров в разных областях промышленности, готовили во второй половине XIX в. всего четыре института: Горный, Петербургский технологический, Московское техническое училище и вновь открытый в 1885 г. Харьковский технологический. Старейшим техническим учебным заведением являлся Институт корпуса горных инженеров, который был предназначен для детей инженеров и высших чиновников Горного ведомства, а с 1848 г. треть вакансий была предоставлена детям недостаточных родителей из неподатных сословий. До нового преобразования в 1865 г. Институт выпустил 424 человека со званиями инженер-поручика и инженер-подпоручика. Этот институт, имевший высокую научную репутацию, дал стране много видных ученых и специалистов.

Сословный состав студентов Петербургского технологического института к концу 19-го столетия имел примерно такое распределение: дворян - около 1/5 - 1/4, других привилегированных сословий - около 1/3 - 1/2, мещан и крестьян - около 1/3 разночинцев - 1/13 - 1/16. Примерно до 60% поступало из реальных училищ с дополнительным классом и до 25% с аттестатами классической гимназии. Технологический институт выпустил за последнюю треть 19-го века около 3 тысяч инженеров, специализировавшихся по механике и химии, что давало им возможность работать в самых разнообразных отраслях промышленности. По данным опроса в 1878 году двухсот пятидесяти инженеров, они работали в основном в свеклосахарной, винокуренной, металлообрабатывающей, хлопчатобумажной и писчебумажной промышленности. В общей сложности из тех, о ком имелись сведения, на производстве работало к 90-м годам 19-го столетия 39,9% выпускников.

Кроме работы на производстве и на транспорте значительная часть инженеров-технологов занималась педагогической работой; остальные были чиновниками разных ведомств, городским и инженерами, земскими техниками, губернскими механиками, директорами разных правления и прочее.

Студенты Московского технического училища принадлежали в основном к крупной и мелкой буржуазии. В последнюю треть 19-го века, начиная с 1871года, училище выпустило 1517 инженеров. Наглядно видно ускорение темпа их подготовки: от 253 человек – в 1871-1881 г.г., до 425 человек - в 1881 - 1890г.г. К сожалению, имеющиеся сведения о практическом использовании– выпускников Московского технического училища, относятся только к началу 90-х годов, однако обучение в качестве студентов данного учебного заведения они проходили в интересующий нас период исследования, и по ним можно в целом судить о распределении выпускников - технической интеллигенции России последнего десятилетия 19 века. Сведения дали 803 человека. Из них работали в промышленности (в фабрично-заводской администрации, мастерами, механиками и проч.) 403 человека (50,2%); на железных дорогах (в железнодорожной администрации, начальниками ремонта пути, тяги, депо, участков, помощниками начальников и проч.) - 182 человека (22,7%); служащими разных ведомств, в том числе в фабричной инспекции, - 82 человека (10,2%) – всего свыше 83%. Остальные 136 человек (16,9%) занимались педагогической работой. Среди них были профессора, доценты, начальники училищ, директора, заведующие учебными мастерскими, преподаватели, репетиторы и т.д.

Специалистов по транспорту выпускал Институт инженеров путей сообщения, с 1864 г. превращенный в открытое высшее учебное заведение. Оканчивающие курс получали звание гражданского инженера с правом на чин 10-го или 12-го класса, а позже звание инженера путей сообщения с правом на те же чины и техника путей сообщения. За последнюю треть 19-го века, начиная с 1865 года, курс Института инженеров путей сообщения закончило 2487 человек.

Что касается медицины, то здесь стоит отметить быстрый рост потребности во врачах, особенно в результате реформ 1860-х – 1870-х годов. При медицинских факультетах умножились в качестве вольнослушателей и "посторонних" фармацевты, аптекарские помощники, дантисты и т. п. которые, сдав экзамен, получали "практические" служебные звания. Приведем некоторые сведения о сословном составе студентов - медиков.

В Медико-хирургической академии в 1857 г. было 26,5% дворян и детей штаб-офицеров, 9% обер-офицерских детей, 25% детей духовенства, 4% детей почетных граждан и купцов, 18% детей мещан и цеховых, 6% из разночинцев и т. д. В 1865 г. уменьшился процент дворян и детей штаб-офицеров – до 21%; детей духовенства - до 15%; детей мещан и цеховых - до 12,2%, зато вырос процент обер-офицерских детей - до 15,8%; выросло почти втрое число детей почетных граждан и купцов -до 11,6%, и почти в 2,5 раза - число детей разночинцев -до 14,6%, и т. д.

В 1880 г. из 3693 студентов медицинских факультетов шести университетов потомственных дворян было 639 чел. (17,3%), детей личных дворян и чиновников – 816 чел. (22%), детей духовенства – 949 чел. (25,6%), детей почетных граждан и купцов – 339 чел. (9%), детей мещан – 581 чел. (15,7%), крестьян – 132 чел. (3,5%), других сословий – 237 чел. (6%). Эти данные показывают, что медицинская профессия продолжала оставаться по преимуществу разночинской, недворянской.

Медико-хирургическая – Военно-медицинская академия выпустила за 1857–1866 гг. – 985 медиков и 250 фармацевтов и ветеринаров, за 1867–1880 гг. – 1931 лекаря,.

В Московском университете окончило курс медицины в 1856– 1869 гг. 860 человек. В 1870–1878 гг. велся учет "получившим ученые степени и медицинские звания", причем итоговые данные никак не совпадали с числом "выбывших по окончании курса". Поэтому цифру получивших степени и звания по медицинскому факультету за эти годы - 2684 человек- надо считать завышенной.

Общее количество врачей, подготовленных до конца 19-го века, начиная с конца 50-х годов, составило 25,5– 27 тыс. человек.

Говоря об учителях, нужно отметить, что состав студентов факультетов, которые готовили учителей, не имел такой определенности, как юристов или медиков, зато имел свои особенности. Так, по данным переписи 1880 года, среди студентов-филологов 8 университетов преобладали дети дворян и чиновников (42,6%) и дети духовенства (34,4%). К концу 19-го столетия в составе студенчества уменьшилось количество представителей духовенства.

Так, по данным о сословном составе выпускников Петербургского историко-филологического института (до 1890 г. принимавшего семинаристов), из окончивших его в 1871-1893 гг. свыше 57% приходилось. на детей духовенства и преподавателей духовных школ. Детей дворян и штаб-офицеров было 7,3%, детей чиновников – 14,9%, из мещан –6,7%, из крестьян –5% и т. д.

Разночинцы преобладали и среди выпускников Одесского университета. Из 270 окончивших в 1868–1890 гг. историко-филологический факультет было 59,3% из духовенства, 17,4 – из дворян и штаб-офицерских детей, 7,1– из обер-офицерских детей, 5,9% – из мещан, 3% крестьян и проч. На 542 окончивших физико-математический, из духовенства вышло 23,3%. из дворян и штаб-офицеров– 28%, из мещан –15%, из обер-офицерских детей–13,1%, из купцов и почетных граждан – 73% и проч.

Для выяснения численности учителей средней школы в России во второй половине 19 века обратимся к школьной статистике. Ценнейшим материалом является перепись учебных заведении, произведенная в марте 1880 г. Общее число должностей по мужским и женским средним школам всех ведомств составляла 10133, в том числе на школы Министерства народного просвещения приходилось 6323 места.. Учителей было меньше почти на 1880 человек – всего 8256 (6236 мужчин и 2020 женщин). Значительная часть учителей преподавала два предмета и более или занимала должность классного наставника. Директора и инспектора гимназий так же преподавали в основном древние языки.

По специальным учебным заведениям (педагогическим, медицинским, техническим, ремесленным, художественным и проч.) перепись зафиксировала 3673 номинальные педагогические должности. Действительное количество преподавателей в них было меньше примерно на 800 человек. За вычетом учебного персонала высших специальных заведений, на специальные школы приходилось около 2 тыс. учителей.

По социальному составу учителя средней школы были в основном разночинцами. В 1880г. 7530 учителей Европейской России распределялись по сословию родителей следующим образом: потомственных дворян было 11,7%, личных дворян и чиновников – 25%, духовенства – 32,4%, почетных граждан и купцов – 6%, мещан и цеховых – 8,4%, крестьян – 3,4%, других сословий –12%.

В начале XIX в. в новые университеты (Харьковский, Казанский) еще приходилось набирать профессоров из иностранцев. Но вскоре началась подготовка отечественных профессоров за границей, в Дерпте и Петербурге. Основанный при Дерптском университете Профессорский институт, заполнявшийся кандидатами из разных университетов, за 10 лет подготовил 22 профессора в русские университеты. В общем, из его студентов, окончивших Профессорский институт до 1860 г., вышло около 170 профессоров русских университетов и членов Академии наук.

С введением устава в 1863 г. открылось большое количество новых профессорских вакансий (количество штатного персонала увеличилось на 67%), вошла в силу система оставления при факультетах стипендиатов (а также без стипендии) для подготовки к профессорскому званию. Количество оставленных при университетах, постепенно повышаясь, дошло к концу века до 200 человек.

Говоря о социальном составе профессуры, приведем данные переписи университетов 1880 г., по которой из 545 учащих было потомственных дворян было 182 человека (33,3%), личных дворян и чиновников – 67 (12,3%), духовенства – 78 (14,3%), почетных граждан и купцов – 50 (9,2%), мещан и цеховых – 41 (7,5%), крестьян – 6 (1,1%), других сословий – 59 (10,8%), иностранцев – 63 (11,6%).

Сравним их с данными той же переписи по студентам, приведенными нами выше, где было потомственных дворян - 23,1%, личных дворян и чиновников – 23,5%, духовенства – 23,4%, почетных граждан и купцов – 9,1%, мещан и цеховых – 12,4%, крестьян – 3,3%, других сословий – 5,2%.

Результаты сравнения получаются очень занимательными. Если состав студенчества был более или менее равномерно распределен по сословиям, то в профессуре преобладали представители привилегированных сословий. Возможно, это было связано с невысоким уровнем доходов от научно-исследовательской и преподавательской деятельности, и молодежь стремилась больше заработать, используя знания на практике, а не занимаясь углублением теоретических познаний. Похожие результаты мы видим по специальным учебным заведениям.

Говоря об интеллигенции, нельзя не коснуться литературных деятелей, творивших на страницах журналов и газет. Здесь были и мыслители либерального толка, и консерваторы, и революционеры. К первым здесь можно отнести Н. С. Скворцова с его "Русскими ведомостями", М. М. Стасюлевича с его "Вестником Европы", ко вторым – М. Н. Каткова и его "Московские ведомости", А. С. Суворина ("Новое время"), к третьим – Некрасова, Елисеева ("Отечественные записки") и др. Здесь мы указали лишь отдельных представителей наиболее влиятельных изданий. Всего же пишущая братия насчитывала несколько тысяч человек. И тут мы считаем необходимым привести некоторую статистику по результатам Московской, Петербургской и Первой Всеобщей переписей. Петербургская перепись 1869 года учла 302 писателя, журналиста, переводчика и издателя. В Московской переписи 1882 г. литераторов, корреспондентов, редакторов, переводчиков и др. было зарегистрировано 220 человек.



• Веремчук Алла Сергеевна
• Сорокин Геннадий Вениаминович

Ключевые слова

УТОПИЯ / УТОПИЗМ / РУССКАЯ ИДЕЯ / ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ / РЕЛИГИЯ / СОЦИУМ / ТЕХНОКРАТИЯ / БУДУЩЕЕ / РУССКИЙ КОСМИЗМ / UTOPIA / UTOPIANISM / RUSSIAN IDEA / INTELLIGENTSIA / RELIGION / SOCIETY / TECHNOCRACY / FUTURE / RUSSIAN COSMISM

Аннотация научной статьи по философии, автор научной работы - Веремчук Алла Сергеевна, Сорокин Геннадий Вениаминович

Исследуются утопические проекты идеального общества, сформулированные различными направлениями русской интеллигенции на рубеже XIX-XX вв. Отмечается важность утопического творчества для культуры и её неразрывная связь с духовностью эпохи. Даётся рабочее определение термину «утопия ». Идеология определяется как оружие интеллигенции . Рассматриваются три формы утопий : теократическая, социальная, технократическая. Религиозная мысль в лоне христианства формирует идеал Царствия Божьего. Она прививает русскому сознанию стремление к идеальному. Россия в XIX в. оказывается отстающей от Запада в области мировоззрения, государственного строительства и материального производства. В связи с этим интеллигенция берёт на себя роль активного действующего субъекта по социальным преобразованиям общества, становится творцом социальных утопических проектов. В среде российской интеллигенции начинается широкое функционирование как западных философских и мировоззренческих идей, так и собственного утопического творчества. В значительной мере это социальные и технократические утопии . Выделяется особый вид утопии , являющийся синтезом этих трёх форм, русский космизм . Подчёркивается, что в русском космизме достигается гармоничное сочетание форм утопического строительства, религиозных идей и современных космологических представлений. Анализируются статические и основанные на мифологическом мышлении религиозные и народные утопии , которым противопоставляются рациональные, конкурентные и динамичные авторские утопии интеллигенции . Делается вывод о диалектической взаимосвязи социального прогресса и утопического строительства.

Похожие темы научных работ по философии, автор научной работы - Веремчук Алла Сергеевна, Сорокин Геннадий Вениаминович,

• Социально-антропологическая программа русского космизма (постановка проблемы утопизма в русском космизме)

  2015 / Лыткин В.В., Панов В.Ю.

• Религиозно-нравственное обоснование утопического идеала в русской философии

  2014 / Мороз В. В., Рымарович В. С.

• Утопия, утопизм, утопическое сознание основные смыслы

  2011 / Смирнова Юлия Дмитриевна

• Роль утопического сознания в преобразовательной деятельности человека (на примере философии русского космизма)

  2010 / Хабибуллина Зиля Наиловна

• Своеобразие утопических воззрений Ж. -Ж. Руссо

  2017 / Михайлова Светлана Александровна

UTOPIANISM IN THE MINDS OF THE RUSSIAN INTELLIGENTSIA XIX - EARLY XX CENTURY

This article examines utopian projects of an ideal society , by the various directions of the Russian intelligentsia at the turn of XIX-XX centuries. The importance of utopian creativity for culture and its inextricable link with the spirituality of the era. We give a working definition of the term utopia . The authors clarify the terminology in the summary. Ideology is defined as a weapon of intellectuals. The article considers three forms of utopia : theocratic, social, and technocratic. Religious thought in the bosom of Christianity forms the ideal of the Kingdom of God. It instills in Russian consciousness striving for the ideal. Russia in the XIX century is lagging behind the West in the field of ideology, nation-building and material production. In this regard, the intelligentsia takes on the role of an active actor on the social transformation of society ; it becomes a creator of social utopian projects. Among the Russian intelligentsia , both broad Western philosophical and ideological ideas and utopian own creativity begins functioning. This is largely social and technocratic utopia . It provided a special kind of utopia , which is the synthesis of these three forms Russian cosmism . It is emphasized that the Russian cosmism achieved a harmonious blend of forms of utopian construction, religious ideas and modern cosmological ideas. The analysis of static based on the mythological thinking and people"s theocratic utopia , which are opposed to rational and dynamic authoring utopia intelligentsia is given. The conclusion about the relationship of social progress and utopian construction is made.

Текст научной работы на тему «Утопизм в сознании русской интеллигенции XIX - начала XX века»

УДК 130.1 Б01 10.23683/0321-3056-2017-2-9-15

УТОПИЗМ В СОЗНАНИИ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ XIX - НАЧАЛА XX ВЕКА

© 2017 г. А.С. Веремчука, Г.В. Сорокина

a Ростов-на-Дону, Россия

UTOPIANISM IN THE MINDS OF THE RUSSIAN INTELLIGENTSIA

XIX - EARLY XX CENTURY

A.S. Veremchuka, G.V. Sorokina

a Rostov-on-Don, Russia

Веремчук Алла Сергеевна -

кафедры философии

Донской государственный технический университет,

Е-mail: [email protected]

Сорокин Геннадий Вениаминович -

кандидат философских наук, доцент

кафедры философии

и социально-гуманитарных дисциплин,

Донской государственный технический университет,

пл. Гагарина 1, г. Ростов-на-Дону, 344000, Россия.

Е-mail: [email protected]

Alla S. Veremchuk -

Department of Philosophy

Don State Technical University,

E-mail: [email protected]

Gennady V. Sorokin -

Candidate of Philosophy, Associate Professor,

Department of Philosophy

and Socio-Humanitarian Disciplines,

Don State Technical University,

Gagarina Sq., 1, Rostov-on-Don, 344000, Russia.

E-mail: [email protected]

Исследуются утопические проекты идеального общества, сформулированные различными направлениями русской интеллигенции на рубеже XIX-XX вв. Отмечается важность утопического творчества для культуры и её неразрывная связь с духовностью эпохи. Даётся рабочее определение термину «утопия». Идеология определяется как оружие интеллигенции. Рассматриваются три формы утопий: теократическая, социальная, технократическая. Религиозная мысль в лоне христианства формирует идеал Царствия Божьего. Она прививает русскому сознанию стремление к идеальному. Россия в XIX в. оказывается отстающей от Запада в области мировоззрения, государственного строительства и материального производства. В связи с этим интеллигенция берёт на себя роль активного действующего субъекта по социальным преобразованиям общества, становится творцом социальных утопических проектов. В среде российской интеллигенции начинается широкое функционирование как западных философских и мировоззренческих идей, так и собственного утопического творчества. В значительной мере это социальные и технократические утопии. Выделяется особый вид утопии, являющийся синтезом этих трёх форм, - русский космизм. Подчёркивается, что в русском космизме достигается гармоничное сочетание форм утопического строительства, религиозных идей и современных космологических представлений. Анализируются статические и основанные на мифологическом мышлении религиозные и народные утопии, которым противопоставляются рациональные, конкурентные и динамичные авторские утопии интеллигенции. Делается вывод о диалектической взаимосвязи социального прогресса и утопического строительства.

Ключевые слова: утопия, утопизм, русская идея, интеллигенция, религия, социум, технократия, будущее, русский космизм.

This article examines utopian projects of an ideal society, by the various directions of the Russian intelligentsia at the turn ofXIX-XX centuries. The importance of utopian creativity for culture and its inextricable link with the spirituality of the era. We give a working definition of the term utopia. The authors clarify the terminology in the summary. Ideology is defined as a weapon of intellectuals. The article considers three forms of utopia: theocratic, social, and technocratic. Religious thought in the bosom of Christianity forms the ideal of the Kingdom of God. It instills in Russian consciousness striving for the ideal. Russia in the XIX century is lagging behind the West in the field of ideology, nationbuilding and material production. In this regard, the intelligentsia takes on the role of an active actor on the social transformation of society; it becomes a creator of social utopian projects. Among the Russian intelligentsia, both broad

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2

Western philosophical and ideological ideas and utopian own creativity begins functioning. This is largely social and technocratic utopia. It provided a special kind of utopia, which is the synthesis of these three forms - Russian cosmism. It is emphasized that the Russian cosmism achieved a harmonious blend of forms of utopian construction, religious ideas and modern cosmological ideas. The analysis of static based on the mythological thinking and people"s theocratic utopia, which are opposed to rational and dynamic authoring utopia intelligentsia is given. The conclusion about the relationship of social progress and utopian construction is made.

Keywords: utopia, utopianism, the Russian idea, intelligentsia, religion, society, technocracy, future, Russian cosmism.

Российская интеллигенция, ее идейные искания, конструирование ею моделей идеального общества стоят в центре нашего исследования. В данной статье попробуем проанализировать диалектическую связь бытия идей в обществе и социальных изменений на примере сотворения коллективного идеального российской интеллигенцией на рубеже Х1Х-ХХ вв. Современная российская действительность является не только сформированной прямым воздействием этих идей, но и ныне находится в процессе трансформации и модернизации, «точкой отсчета» которой видится указанный рубеж. Однако разная ценностная и идеологическая ориентация идейных течений исследуемого времени и осязаемая современность и злободневность приводят к сложности и пристрастности в изучениях и интерпретациях. Так, М. А. Маслин считает, что в истории общественной мысли сформировались «двойники» известных социальных мыслителей того времени, зачастую представляющих разных «Ломоносовых, Добролюбовых, Чернышевских, Герценов и многих других» .

Широким распространением утопических проектов по переустройству общества характеризуется XIX в. в России. В сознании русской интеллигенции, в ее многочисленных направлениях мысли лежат представления о справедливом общественном устройстве будущего, утопические проекты идеального общества, ради которых интеллигенция жертвовала своими силами, социальной устроенностью, а иногда и своими жизнями ради общественных преобразований, ради всеобщего счастья на Земле. «Дух утопизма веет... над русской мыслью», - писал В. В. Зень-ковский .

В качестве элементов коллективного идеального выделяют мифологию, религию, идеологию, утопию и пр. По мнению И. В. Кондакова, «культурное наследие в каждую историческую эпоху существует как архитектоника четырех (как минимум) смысловых слоев (сверху вниз): актуального, потенциального, «снятого» наследия и «архива наследия»» . В качестве наследия «снятого» в данном случае подразуме-

вается абсолютно неактуальное, а «архив наследия» - некое содержание, имеющее положительное зерно, но забытое.

Цель статьи - рассмотреть разнообразие форм утопизма в сознании русской интеллигенции, взаимодействие различных форм общественного сознания и государственной идеологии с духовными построениями интеллектуальной элиты. Определить диалектическую взаимосвязь всеобщего, особенного и единичного на примере конкретно-исторического феномена, который содержит глубокие мировозренческие и исторические трудноустанавливаемые связи.

Методология исследования - сравнительный анализ, герменевтический подход, мысленный эксперимент, соотнесение теории с практикой и т.п.

Утопия - это проект альтернативы настоящему, критикующий существующее устройство общества и предлагающий некий идеальный общественный строй, который обычно носит эгалитарный или, намного реже, элитарный характер. Альтернатива обычно стабильна и её нормативы и ценностные принципы разделяются всеми «утопийцами». Характерен также определённый «разрыв» между реальным и альтернативным обществом. Обычно сообщение от одного к другому в значительной степени затруднено (далёкая страна, далёкое будущее, иное измерение, идеальный мир, грёза и т.п.).

История русской культуры тесно переплетена с историей русской интеллигенции, которая одновременно выступает и ее идеологом, зачастую создателем, и всегда критиком (со стороны того или иного идейного течения). Интеллигенция как высокообразованная часть общества, обладающая гражданской позицией и высоконравственными и моральными принципами, всегда выступала генератором идей и своим личным примером могла воздействовать на нравственно-духовную атмосферу в обществе. Постоянно искала и смысл своей жизни, возможность изменить положение народа, внести в страну правовую и политическую культуру, свободу слова, совести, комплекс принципов и идей, соответствовавших бо-

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2

лее высокому уровню человеческой цивилизации. Все это выражалось в утопических проектах о светлом будущем.

Идеология является духовным орудием интеллигенции. Она как посредник между народом и властью разрабатывает и внедряет политическую идеологию в широкие социальные слои, пытаясь привлечь на свою сторону максимальное число приверженцев своих идей.

В интерпретации разных авторов понятие утопии разнообразно. У Т. Мора - это «небывальщина», форма творчества, способного преодолеть цензуру ввиду видимой несерьёзности. У К. Маркса - нечто, не стоящее на пути объективного исторического развития, продукт сознания реакционных классов. Мангейм делит идеальные представления по принадлежности к социальным группам, особо выделяя степень их рационализма (последний тоже представляет проблему).

В данной статье наиболее подробно рассмотрим классификацию утопий по форме и средствам достижения идеала. В соответствии с этими критериями можно выделить три формы утопий: теократические, социальные, технократические.

Теократические определяются через господство религиозных ценностей, доминирующую роль церковных институтов. Утопия всегда связана с определенными верованиями в истинность и осуществимость идеалов. Как пишет Б.Ф. Егоров, «вера и идеал - это уже религия. Значит, каждая утопия в какой-то степени религиозна» .

Социальные предполагают возможность изменения людьми собственного общества. Основываются на нравственных, иногда политических принципах индивидов. На основе социальных действий люди составляют и реализуют идеальную программу переустройства общества и государства.

Технократические уповают на развитие науки и техники как универсальный метод решения всех жизненных проблем, приоритет рационального во всех сферах жизни. Наука и научные изобретения являются не только абсолютным благом и целью социума, но и главным средством прогресса общества. Научные открытия способны радикально преобразовать мир и решить все социальные проблемы. Многие прогнозы фантастов выглядят настоящим пророчеством: космические аппараты, подводные лодки, генная инженерия и т.д.

Утопические проекты идеального общества в России берут свое начало с теократической формы утопизма, причем не в интеллигентской среде, а в православной культуре (хотя духовенство можно отнести к более образованной части тогдашнего общества). Христианство сформировало абсолютный и совершенный образ, идеал -Царство Божье. Нравственные представления, религиозные нормы, чувства, поведение прочно связаны с догматами христианского вероучения. Совершенствование мира возможно только через веру в Бога, и осуществление идеала связывается только с выходом за пределы материального мира. Православная церковь, поддерживаемая государством (монархической властью), на протяжении нескольких столетий выступала в роли государственного мировоззрения, была идеологом проектирования будущего идеального общества. Поэтому русскому сознанию прививались «жажда идеала» и устремленность к концу (эсха-тологизм).

Однако к XIX в. Россия переживает глубокий кризис, связанный с тем, что большинство европейских стран, пройдя через революции и реформы, с идеологическими лозунгами (свобода, равенство, братство) перешли на новый уровень индустриально-капиталистических отношений, установив новые политические системы - конституционную монархию и демократическую республику. Феодально-крепостническая система России тормозила развитие экономики, культуры, вела к отставанию страны от Запада и не способствовала росту ее международного авторитета. Православная церковь теряет свое влияние на общество, но жажда идеала остается. Именно с этого момента в России будут доминировать социальные утопии.

В этих условиях русская интеллигенция в лице просвещенного дворянства берет на себя роль активного, действующего субъекта по социальным преобразованиям общества, становится творцом социальных утопических проектов. Утопическое сознание русской интеллигенции ориентировано на социальный идеал совершенного общества («светлое будущее»), в котором все устроено рационально и упорядочено. Интеллигентское сознание полагает, что устранить всё несовершенство мира и создать идеальное общество можно в реальном мире, в «мире истинном», а не в «мире мнимом». Для социального утопизма характерно, что совершенствование мира зависит от деятельности самого человека.

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2

Например, первые проекты преобразования России принадлежали декабристам. Они выступали как выразители интересов всего народа. Социальный утопизм декабристов предполагал уничтожение самодержавия путем военного переворота («военной революции»), установление конституционной монархии или республики, демократических свобод, равенство сословий и братство народов. Но их цели не могли быть привнесены в жизненные условия России начала XIX в. Наиболее известные проекты преобразования России принадлежали Н. М. Муравьеву (конституционно-монархический) и П. И. Пестелю (республиканский).

Особую утопичность выражал конституционный проект П. И. Пестеля «Русская правда», в котором можно увидеть зачатки тоталитаризма, так как в нем предполагалось уничтожение всех сословий, кроме гражданского, «...все нынешние сословия уничтожаются и сливаются в одно сословие - гражданское» . Также проектировались выборность органов законодательной и исполнительной власти, гарантии прав личности и собственности, недопущение «аристокрации богатств» , развитие «народной промышленности», гармоническое сочетание прав и обязанностей правительства и народа. Проект Пестеля включал не только уничтожение феодальной формы эксплуатации (освобождение крестьян без выкупа), но и ограничение капиталистической эксплуатации за счет фонда общественных земель. По проекту Пестеля, общественная собственность (земля), находящаяся в руках нового правительства, должна превосходить частную. «Наперед надобно помышлять о доставлении всем людям необходимого для жития, а потом уже о приобретении изобилия» .

Также фантастически видится его административное и национальное устройство страны. В новой республике верховная власть состоит из законодательной (Народное вече) и исполнительной (Державная дума), избираемых сроком на 5 лет. Для надзора за ними учреждается блю-стительная власть в лице Верховного Собора. В него входят 120 бояр, назначенных пожизненно, «удерживающих в пределах законности» вече и думу. Целью государственного переустройства П. И. Пестель считал слияние всего населения в единый русский народ, использование единого языка (русского), принятие единой веры (православия), распространение единых обычаев и нравственных представлений, переход к одинаковому образу жизни. «Россия есть государство

единое и неразделимое. Все различные племена, составляющие Российское государство, признаются русскими и, слагая различные свои названия, составляют один народ русский» . П. И. Пестель представил проект демократической республики, но осуществление его поставило в зависимость от Временного правительства, т.е. диктатуры, вводимой на срок 1015 лет, которая не ограничена в своих действиях, с тайной полицией, шпионажем, репрессиями и т.п. А это явное отступление от принципов демократизма.

Утопизм идей, ориентация на военную революцию и заговор, пренебрежение конспирацией, боязнь сблизиться с народом стали причиной подавления восстания декабристов.

Социально-технократический утопизм исповедовал основоположник нигилистического направления Д. И. Писарев. Общественный прогресс в его представлении виделся в развитии естественных наук, которые вели бы к «общечеловеческой солидарности» и к счастью человеческой личности. Культ знаний, основанный на позитивизме, эмпиризме и материализме, являлся фундаментом в его социальном проекте. Наука - это единственная сила, «которая независимо от исторических событий может разбудить общественное мнение и сформировать мыслящих руководителей народного труда». Для этого идеала необходимо формировать «нового человека», которого он представлял в образе «мыслящего реалиста». «Новый человек» должен быть трудолюбивым, скромным в быту, верить в свои силы и разум, заниматься полезным интеллектуальным трудом, отвергать традиции - веру в бога, душу, высшие ценности, искусство, право и т.д. Официальные институты -семья, школа, церковь - заменены на коммуны, артели и кружки. «Мыслящий реалист» не признает религиозных, этических и эстетических традиций, основываясь на преходящем характере ценностей. «Реалист постоянно стремится к пользе и постоянно отрицает в себе и других такую деятельность, которая не дает полезных результатов» . Программа нигилистического течения была, конечно, наивной и утопической. Сам Писарев это понимал и скептически относился к социалистическим идеям. Свобода мысли и господствующий деспотизм, материальная зависимость и отрыв от «почвы», не находили путей для революционной борьбы (кроме одиночек). Расхождение между желаемым и действительностью превращалось в замкнутый круг, в тупик для интеллигенции.

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2

После отмены крепостного права один за одним появлялись проекты по переустройству общества. Самой известной социальной утопией в 1870-х гг. стало народничество, целью которого было полное преобразование общества на основе социалистических принципов и сближения с народом. Для интеллигенции народ - это «коллективная единица, воплощающая в себе наиболее высокий для данного времени уровень справедливости и человечности; народ вырабатывает и охраняет социальные и нравственные идеалы; его коллективная мысль способна безошибочно определить нормальный общественный уклад» .

Центральная идея теории «общинного социализма», в которой можно увидеть проект собственного пути для России, отличного от капиталистического Запада, - сохранение сельской общины как основы русского коллективизма, свержение самодержавия и православия, сплочение нации путем снятия сословных различий, формирование правового общества во главе с интеллигенцией. Сущностью социальной утопической мысли народовольцев являлось то, что борьба за социалистическое будущее, его осуществление есть «личная задача индивида», которую он должен осознать в качестве своего внутреннего долга. Интеллигенция смогла выразить идею социализма как политический и нравственный принцип, «как формулу непосредственного дей-ствования» .

Однако объединенные общей идеей «общинного социализма» через революцию идеологи народничества предлагали разные пути достижения цели. Но все эти направления объединяло признание революции единственным путем освобождения народа. Так, пропагандисты во главе с П. Л. Лавровым и Н. К. Михайловским считали, что к революции необходимо тщательно подготовиться, нельзя «торопить» историю. Насилие в революции, писал Лавров, должно быть сведено к минимуму: «Мы не хотим новой насильственной власти на смену старой» . Интеллигенция в лице критически мыслящих личностей должна идти в народ, вести пропаганду, развивать революционные и социалистические идеи среди народа.

Главным идеологом анархического (бунтарского) течения был М. А. Бакунин, считавший, что в русском народе давно созрели все предпосылки для революции, поэтому он выдвигал идею немедленного бунта - «сойтись с народом и помчаться вместе, куда вынесет буря» . Первостепенная задача интеллигенции -«взбунтовать» народ через «пропаганду фактами», т. е. устройство непрерывных восстаний и бунтов, которые приведут к большому революционному взрыву. Лидер заговорщического направления П. И. Ткачев полагал, что революцию можно осуществить только путем заговора, т.е. захвата власти небольшой группой революционеров. Основной его тезис - «Не готовить революцию, а делать ее», используя любые средства, включая аморальные и противозаконные. Поэтому интеллигенция должна создать хорошо организованную, законспирированную партию, которая захватит власть и будет руководить социалистическим переустройством общества. При построении нового мира выдающаяся роль будет принадлежать не народу, а интеллигенции, которая сможет подавить и уничтожить консервативные и реакционные элементы общества, упразднит старые государственные учреждения и создаст новое сильное централизованное государство.

Технократические утопии отражают главный вектор развития современного общества. Интересно, что марксизм может быть интерпретирован в плане технократической утопии. Маркс считал, что утопично предполагать изменения во вторичных, зависимых сферах (идеологии (религии) или социальной) без прогресса в базовых (материальное производство, основанное на технике). Экономика не детерминирует социальный прогресс, она служит мостом для его возможности. Со времён появления научно-технического прогресса он становится обязательным для всех развитых государств. Поэтому, хотя никто достоверно не может сказать, куда нас заведёт техника, все развитые общества её самозабвенно развивают. Тут более многоплановые и сложные взаимоотношения, в которых выделение утопического элемента - задача более пространного исследования.

В плане универсальности, своеобразного синтеза этих направлений (теократического, социального и технократического) можно отметить такую русскую утопию, как «русский космизм». Он достаточно разнопланов. Наиболее любопытен, на наш взгляд, космизм Н. Ф. Федорова, предлагавшего осуществление «сотворчества» человека с богом и достройки мира до христианского идеала - воскрешения всех предыдущих поколений и предание им вечной жизни с помощью науки и техники, расселение бессмертного человечества в космосе. Он считает необходимым дальнейшее совершенствование морали до

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2

«супраморализма». «Супраморализм - это долг к отцам-предкам, воскрешение, как самая высшая и безусловно всеобщая нравственность, нравственность естественная для разумных и чувствующих существ, от исполнения которой, т.е. долга воскрешения, зависит судьба человеческого рода» . Федоров пишет, что практическое бессмертие ВСЕХ людей всемирной истории фактически снимает любые другие противоречия, ибо в вечности они разрешимы. Впервые Федоровым, а впоследствии в философии русского космизма, была высказана идея соотнесённости эволюции Вселенной и саморазвития человечества. «Чтобы исключить преобладание энтропийных процессов (увеличения деструкции, хаоса), Вселенная порождает внутри себя негэнтропийный фактор (в противовес росту энтропии негэнтропийные процессы связаны с конструктивными эффектами, повышающими упорядоченность систем)» .

Резюмируя, можно сказать, что необходимо акцентировать момент контекста, обычно упускаемый в существующих определениях утопии. Так, в светском мировоззрении по отношению к реально существующему обществу религиозное понятие рая может быть представлено как утопия. Напротив, в контексте мифологического сознания (например, культ «карго») реально существующая европейская светская цивилизация интерпретируется как рай.

Мангейм считает, что разделение на утопию и идеологию происходит не из-за действительной реалистичности того или иного, но из оценки со стороны власти правящего класса. Ленин различает реально возможные перемены в общественном строе и те, которые никогда не смогут возникнуть, потому что не опираются на логику исторического развития . Также Мангейм разделяет способы мышления различных слоёв населения. Например, мифология как стиль мышления уже обреченной аристократии или аналитический по своему характеру метод мышления поднимающегося ремесленничества . Утопическое творчество интеллигенции в России на рубеже веков имело ряд специфических новых и конструктивных черт, оно качественно отлично от религиозных и народных утопий. Последние статичны и основаны на мифологическом мышлении. Утопии интеллигенции рациональны, критичны, характеризуются направленностью на будущее, динамичны и конкурентны между собой. Знаменуют становление нового

типа культуры с социально-техническим прогрессом как важнейшей ценностью и социальной инженерией как повседневной практикой.

Несмотря на двойственность и противоречивость внутри интеллигенции, все ее представители отличались готовностью к самопожертвованию во имя благополучия народа и стабильности государства. Часто это был геройский выбор - свободомыслие и критика действующей власти в Российской империи наказывались длительными сроками каторги. Например, ст. 103 Уголовного уложения РИ 1903 г. за оскорбление императорской семьи предусматривала до 8 лет каторги . Но интеллигенцией во главу угла было поставлено первенство общественных идеалов - свобода, равенство и братство. Забота об униженных и оскорбленных, желание найти лучшие условия жизни для всех и каждого стали отличительными чертами русской интеллигенции с момента ее возникновения. Отсутствие третьего сословия в России, цензура на свободу слова, неразвитость демократических институтов и т.д. настоятельно предписывали интеллигенции быть активным субъектом в общественно-политической жизни. Критически мыслить и искать альтернативные проекты развития общества стали главными функциями в ее деятельности. Без дискредитации самодержавия, обличения правящей верхушки, эгоизма богачей, общественного лицемерия, без показа унижения, бедности, бесправия народа, без призывов к ниспровержению режима, т.е. без всего того, что транслировала интеллигенция по всей стране, она не обрела бы себе статус ведущей части общества. Но эсхатологическая вера в достижение лучшей жизни, мессианство, правдоискательство, свобода духа и стремление к социальной справедливости способствовали развитию утопизма в сознании русской интеллигенции.

Литература

1. Маслин М. А. Русская философия как диалог мировоззрений // Вопросы философии. 2013. № 1. С. 43-49.

2. ЗеньковскийВ.В. История русской философии. М. : Академический проект, Раритет, 2001. 880 с.

3. Кондаков И. В. Культурное наследие: действительное и мнимое // Вестник РГГУ. История. Филология. Культурология. Востоковедение. 2016. № 2 (11). С. 9-16.

ISSN 0321-3056 IZVESTIYA VUZOV. SEVERO-KAVKAZSKII REGION. SOCIAL SCIENCES. 2017. No. 2

4. Егоров Б. Ф. Российские утопии: Исторический путеводитель. СПб. : Искусство-СПБ, 2007. 416 с.

5. Пестель П. И. «Русская Правда». Наказ Временному правлению / ред. и предисл. П.Е. Ще-голева. СПб., 1906. Л. 20. 314 с.

6. Писарев Д. И. Реалисты // Полн. собр. соч. : в 6 т. СПб., 1894. Т. 4. 294 с.

7. Маслин М. А. [и др.]. История русской философии: учеб. для вузов. М. : Республика, 2001. 639 с.

8. Новикова Л. И., Сиземская И.Н. Русская философия истории. М. : Аспект-пресс, 2000. 482 c.

9. Лавров П. Л. Исторические письма: 18681869. 8-е изд. М. : URSS, 2013. 296 с.

10. Бакунин М. А. Философия. Социология. Политика. М. : Правда, 1989. 624 с.

11. Федоров Н. Ф. Супраморализм, или Всеобщий синтез (т.е. всеобщее объединение) // Собр. соч. : в 4 т. М. : Прогресс, 1995. Т. 1. 518 с.

12. Дронов А. И. Человеческая деятельность в проекции на глобальный эволюционизм // Международный научно-исследовательский журнал. 2016. № 12 (54), ч. 2. С. 139-142.

13. Ленин В. И. Две утопии // Полн. собр. соч. Т. 22. С. 117-121.

14. Мангейм К. Идеология и утопия. URL: http://royallib.com/read/mangeym_karl/ideologiya_i _utopiya.html#20480 (дата обращения: 19.02.2017).

15. Новое уголовное уложение, Высочайше утвержденное 22 марта 1903 года. СПб. : Изд-во В.П. Анисимова, 1903. 250 с.

1. Maslin M. A. Russkaya filosofiya kak dialog mirovozzrenii . Voprosy filosofii. 2013, No. 1, pp. 43-49.

2. Zen"kovskii V.V. Istoriya russkoi filosofii . Moscow, Akad-emicheskii proekt, Raritet, 2001, 880 p.

3. Kondakov I. V. Kul"turnoe nasledie: de-istvitel"noe i mnimoe . Vestnik RGGU. Istoriya. Filologiya.

Kul"turologiya. Vostokovedenie. 2016, No. 2 (11), pp. 9-16.

4. Egorov B. F. Rossiiskie utopii . Historical Guidebook. Saint Petersburg, Is-kusstvo-SPB, 2007, 416 p.

5. Pestel" P. I. "Russkaya Pravda". Nakaz Vremennomu pravleniyu ["Russian Truth". Order to the Provisional Government]. Ed., intr. by P.E. Shchegolev. Saint Petersburg, 1906, l. 20, 314 p.

6. Pisarev D. I. Realisty . Comp. coll. of works. Saint Petersburg, 1894, vol. 4, 294 p.

7. Maslin M. A. et all. Istoriya russkoi filosofii . Textbook for universities. Moscow, Respublika, 2001, 639 p.

8. Novikova L. I., Sizemskaya I.N. Russkaya filosofiya istorii . Moscow, Aspect-press, 2000, 482 p.

9. Lavrov P. L. Istoricheskie pis"ma: 1868-1869 . 8th ed. Moscow, URSS, 2013, 296 p.

10. Bakunin M. A. Filosofiya. Sotsiologiya. Poli-tika . Moscow, Pravda, 1989, 624 p.

11. Fedorov N. F. Supramoralizm, ili Vseob-shchii sintez (t.e. vseobshchee ob"edinenie) . Coll. of works. Moscow, Progress, 1995, vol. 1, 518 p.

12. Dronov A. I. Chelovecheskaya deyatel"nost" v proektsii na global"nyi evolyutsionizm . Mezhdunarodnyi nauchno-issledovatel"skii zhurnal. 2016, No. 12 (54), part 2, pp. 139-142.

13. Lenin V. I. Dve utopii . Compl. coll. of works. vol. 22, pp. 117-121.

14. Mangeim K. Ideologiya i utopiya . Available at: http://royallib.com/ read/mangeym_karl/ideologiya_i_utopiya.html# 20480 (accessed 19.02.2017).

15. Novoe ugolovnoe ulozhenie, Vysochaishe ut-verzhdennoe 22 marta 1903 goda . Saint Petersburg, Izd-vo V.P. Anisimova, 1903, 250 p.

РЕФЕРАТ

по курсу «Основы государства и права»

по теме: «Правосознание российской интеллигенции конца 19 века-начала 20 века»

Введение

1. Общие черты правосознания российской интеллигенции

2. Правовые взгляды российской интеллигенции

Заключение

Список использованных источников

Введение

В начале прошлого века в сборнике «Вехи», была опубликована статья Богдана Александровича Кистяковского (1868-1920) «В защиту права (интеллигенция и правосознание)». Тема, которой посвящена эта статья, была и остается поистине животрепещущей. Кистяковский ставит вопрос, и сегодня актуальный: обладает ли российская интеллигенция зрелым, развитым правосознанием? И другой вопрос, который тесно связан с первым: свойственно ли правосознание большим массам российского народа? Иными словами, являются ли правовые ценности важными и руководящими ценностями российского сознания – наряду с ценностями научной истины, нравственного совершенства, религиозного благочестия и т.д. Согласно Кистяковскому, ответ на этот вопрос – самый неутешительный. Он пишет: «русская интеллигенция никогда не уважала права, никогда не видела в нем ценности; из всех культурных ценностей право находилось у нее в наибольшем загоне. При таких условиях у нашей интеллигенции не могло создаться и прочного правосознания, напротив, последнее стоит на крайне низком уровне развития».

В данной работе проанализировано правосознание российской интеллигенции той эпохи.

Для широких кругов российской интеллигенции того периода, как отмечали многие крупные теоретики права, было присуще пренебрежение к правовым нормам общественной жизни. Некоторым больше импонировал принцип – цель оправдывает средства.

П.И. Новгородцев писал: «Политическое миросозерцание русской интеллигенции сложилось не под влиянием государственного либерализма Б.Н. Чичерина, а под воздействием народнического анархизма Бакунина. Определяющим началом было здесь не уважение к историческим задачам власти и государства, а вера в созидательную силу революции и в творчество народных масс».

Подобные же оценки правосознания российской интеллигенции содержатся в трудах И.А. Ильина, В.А. Маклакова, П.Б. Струве, И.А. Покровского и др.

Социально-политические особенности России служили питательной средой для эскалации терроризма, формировали благоприятную нравственную атмосферу в обществе для его распространения. Ряды террористов пополнялись, их «подвиги» прославлялись.

Атмосфера ослепления российского общества в отношении террора к концу 70-х годов XIX в. высветилась в связи с процессом над террористкой В. Засулич.

Вынесение оправдательного приговора за явно умышленное покушение на убийство петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова было встречено, по словам председательствующего на суде А.Ф. Кони, невиданным восторгом и ликованием не только в зале суда, но и за его пределами.

Даже находившийся в зале суда Ф.М. Достоевский, до этого обличивший в романе «Бесы» терроризм в форме нечаевщины, высказался, по словам публициста Г.К. Градовского, за оправдание преступницы, при этом заметил: «чего доброго ее теперь возведут в героини».

В августе 1903 г. на II съезде Российской социал-демократической партии Плеханов выступил с якобинским программным лозунгом «Благо революции – верховный закон» и с откровенным оправданием революционного произвола. При этом он одинаково допускал и существование «долгого парламента» (как это имело место в английской революции середины XVII в.), и быстрый разгон его при необходимости. Таким образом, конституционное революционное право в его подходе играло чисто вспомогательную роль, причем диктаторская власть государства была для него выше права и не была связанной его требованиями и предписаниями. Эта мысль была подхвачена Лениным (диктатура вообще и диктатура пролетариата в особенности не может быть стеснена никаким законами) и реализована в первые же годы советского правления.

Бывший начальник Петербургского охранного отделения генерал А.В. Герасимов впоследствии писал, что в 1905 г. «особенными симпатиями среди интеллигенции и широких обывательских, даже умеренных слоев общества пользовались социалисты-революционеры. Эти симпатии к ним привлекала их террористическая деятельность. Деньги в кассу их центрального комитета притекали со всех стороны в самых огромных размерах».

По мнению Кистяковского, в России никогда не было именно такой книги, которая играла бы роль некоего правового манифеста общественного сознания, сопоставимого с трактатами «О гражданине» и «Левиафан» Гоббса, с сочинениями Локка, с произведениями «Об общественном договоре» Руссо или «Дух законов» Монтескье. Вспомнив о таких занимавшихся правом философах, как Владимир Соловьев, Борис Чичерин, Кистяковский справедливо отмечает, что и ими не было создано правовых сочинений, подобных названным. А отсутствие таких книг как раз и свидетельствует о том, что в самом общественном сознании России не было потребности в подобных документах и литературе. Отсюда притупленность правосознания русской интеллигенции, отсутствие интереса к правовым идеям. В свою очередь он связывает это обстоятельство с застарелым злом – с отсутствием «какого бы то ни было правопорядка в повседневной жизни русского народа».

Несмотря на негативную в целом правовую ментальность и правовой нигилизм российской интеллигенции того времени, взгляды отдельных ее представителей заслуживают самого внимательного рассмотрения.

Владимир Сергеевич Соловьев (1853–1900) оставил заметный след в обсуждении многих актуальных проблем своего времени. Была затронута им и проблема правосознания. Для правопонимания Соловьева помимо общего уважительного отношения к идее права (праву как ценности) характерно еще стремление выделить и оттенить нравственную ценность права, правовых институтов и принципов. Такая позиция отражена у него и в самом определении права, согласно которому право является, прежде всего, «низшим пределом или некоторым минимумом нравственности, равно для всех обязательным».

Естественное право для него не есть некое обособленное натуральное право, предшествующее исторически праву положительному. Не составляет оно и нравственного критерия для последнего, как, например, у Е.Н. Трубецкого. Естественное право у Соловьева, как и у Конта, есть формальная идея права, рационально выведенная из общих принципов философии. Естественное право и положительное право для него лишь две различные точки зрения на один и тот же предмет.

Свобода есть необходимый субстрат, а равенство – его необходимая формула. Цель нормального общества и права составляет общественное благо Эта цель есть общая, а не коллективная только (не сумма отдельных целей). Эта общая цель по существу своему внутренне соединяет всех и каждого. Соединение всех и каждого происходит при этом благодаря солидарным действиям в достижении общей цели. Право стремится осуществить справедливость, но стремление это лишь общая тенденция, «логос» и смысл права.

Право положительное лишь воплощает и реализует (иногда не вполне совершенно) в конкретные формы эту общую тенденцию. Право (справедливость) пребывает в таком соотношении с религиозной моралью (любовью), в каком пребывают государство и церковь. При этом любовь есть нравственный принцип церкви, а справедливость есть нравственный принцип государства. Право в отличие от «норм любви, религии» предполагает принудительное требование реализации минимального добра.

«Понятие права по самой своей природе заключает в себе элемент объективный или требование реализации». Необходимо, чтобы право всегда имело силу осуществиться, т.е. чтобы свобода других «независимо от моего субъективного ее признания или от моей личной справедливости всегда могла на деле ограничивать мою свободу в равных пределах со всеми». Право в его историческом измерении предстает «исторически-подвижным определением необходимого принудительного равновесия двух нравственных интересов – личной свободы и общего блага». То же самое в другой формулировке раскрывается как равновесие между формально-нравственным интересом личной свободы и материально-нравственным интересом общего блага.

Правопонимание Соловьева оказало заметное влияние на правовые взгляды Новгородцева, Трубецкого, Булгакова, Бердяева, а также на общий ход дискуссий по вопросам взаимоотношений церкви и государства периода «русского религиозного ренессанса» (первое десятилетие XX в.).

В своем фундаментальном труде о правовом государстве Сергей Александрович Котляревский (1873–1940) писал как об общеизвестном: «идея правового государства вошла в обиход современных цивилизованных государств, в совокупноститехожиданий, которые обращает член государственного союза к руководителям этого последнего. Правовое государство стало одним из политических заданий. Много раз отмечался кризис правосознания, утрата веры во всемогущество права и учреждений. Наличность переживаемых здесь разочарований не отнимет у данных стремлений настойчивости и выразительности: убеждение, что государство должно принять облик правового государства, остается непоколебленным»

Главное назначение правового государства, согласно Котляревскому, быть государством справедливости; ценность его определяется ценностью самого правового начала и при том предположении, что закон в таком государстве всегда справедлив и что «способ его создания есть в то же самое время – при недостатках человеческой природы – обеспечение этой возможной справедливости».

Павел Иванович Новгородцев (1866-1924) с самого начала своей научной и преподавательской деятельности зарекомендовал себя блестящим историком и философом права. Егоимя стало известным в связи с подготовкой и изданием сборников «Проблемы идеализма» (1902) и «Из глубины» (1918), ставших крупным событием в духовной жизни российского общества. Самым значительным по замыслу и исполнению трудом стало «Введение в философию права». Первую часть его составили работы «Нравственный идеализм в философии права» и «Государство и право» (1907), в которых было дано обоснование потребности в возрождении философии естественного права. Вторую часть составила работа «Кризис современного правосознания» (1909), где сделан обзор кризисных тенденций в использовании идеалов и ценностей эпохи века Просвещения, в том числе ценностей правового государства. «Если изначально правовое государство имело задачу простую и ясную – когда равенство и свободы представлялись основами справедливой жизни, т.е. началами формальными и отрицательными, и осуществить их было нетрудно, то сейчас государство призывается наполнить эти начала положительным содержанием». Трудность последней задачи состоит в том, что государство возлагает на себя «благородную миссию общественного служения, встречается с необходимостью реформ, которые лишь частично осуществимы немедленно», и что, вообще говоря, они «необозримы в своем дальнейшем развитии и осложнении» В третьей части «Об общественном идеале» (1917) предметом критического анализа и обобщений стали идеалы социализма и анархизма в их возникновении и исторической эволюции. Свой личный интерес в разработке идеалистического, восходящего к Канту направления философии права Новгородцев связывал с потребностью обосновать «самостоятельное значение нравственного начала» в правоведении. Эта позиция, по его мнению, представляла собой «разрыв с традициями исключительного историзма и социологизма и переход к системе нравственного идеализма».