Протоиерей михаил шполянский. Скончался священник михаил шполянский, запрещенный в служении в московском патриархате за попытку "восстанавливать соборность в церкви". Царствие Небесное о. Михаилу Шполянскому

В том, что отец Михаил Шполянский ушел туда, где «несть болезнь и печаль», на Светлой, есть огромный смысл.

Здесь, на земле, Царство радости было его домом, куда он без устали собирал всех, кого встретит – бездомных детей, бомжей, неуемных вопрошателей, требовавших от него окончательных ответов на последние вопросы, почтенных богословов, друзей, прихожан и случайных встречных. Чужих для него не было – в Царстве чужих не бывает.

Неслучайно и то, что вышедшая в 2008 году его книга, вызвавшая столько радости в церковной среде и удивления в нецерковной – «подумать только, поп какую книгу написал!» – называлась «Анабасис», то есть «восхождение», единственно возможный путь в земной юдоли. Путь совершался очень внимательно и благодарно за каждую встречу, за первых птиц на Кинбурнской косе, которая была для него местом свободы и счастья, за каждую книжку, вопрос, возражение.

Однако анабасис – не просто прогулка по горам, но военный поход, передвижение по недружественной территории. Со временем все отчетливей видишь, как точно вписывается в эти смыслы его жизнь – на войне случается всякое, и территория, даже та, которую отец Михаил возделывал и любил, недружественной бывала. От этого он мучился, но любить ее не переставал, как не переставал любить своих иногда очень «неудобных» детей – не рассуждающей «благоутробной» любовью. «С ними иногда очень трудно бывает, так ведь какая у каждого история… Только жалеть». Это было однажды сказано о детях, но относилось ко всему.

Путь вел из Ленинграда в Николаев, где после окончания корабельно-строительного института пытливый, всегда читавший «больше положенного» молодой человек работал сначала в конструкторском бюро, потом – в лесничестве, в котельной, в бригаде по декоративному оформлению зданий, – где только ни приходилось.

Осенью 1983 году принял крещение. «Детоводителями ко Христу» были европейское искусство и А.С. Пушкин.

«…путь его – от фрондирующего «афеизмом» светского юноши (что естественно для нон-конформизма молодости) к подлинной религиозности – и в итоге живой православной церковности не мог не произвести на меня самого глубокого впечатления, – много лет спустя вспоминал отец Михаил. – Последней же каплей стали слова Пушкина, бегло написанные на полях записной книжки 1830 года на французском языке: «Не допускать существование Божества значит быть нелепее тех народностей, думающих… что мир покоится на носороге». И тогда я сказал себе: раз Пушкин верил в Бога, значит, и я верю» .

Три года спустя после крещения тогдашний епископ Николаевский и Кировоградский Севастьян предложил ему принять сан, но, по совету крестного, отец Михаил спешить не стал – и поехал за благословением в Псково-Печерский монастырь.

Когда, наконец, в третий приезд (шел 1987 год) ему удалось попасть к отцу Иоанну (Крестьянкину), тот внимательно выслушал сомнения и посоветовал готовиться к священству, а «если Богу будет угодно, Он тебя приведет без твоей воли – когда придет время».

Прошло еще три года – и 18 июля 1990 года отец Михаил был рукоположен в иереи, а 21 июля отслужил первую службу в своей первой и единственной церкви в Старой Богдановке.

К тому времени местные жители точно знали, где «дом христиан, которые пускают к себе жить»; не исключено, что открытость дома и безмерная отзывчивость его обитателей была для пестрого населения Старой Богдановки самой убедительной проповедью Благой вести.

Вскоре потянулись первые «обремененные» – кто алкоголизмом, кто наркоманией, кто собственной неприкаянностью. Гостей привечали, кормили, выслушивали, бездомным находили кров, предлагали работу. Одни оставались, другие, по привычке к иной жизни, рано или поздно уходили, но знали: у них есть возможность вернуться.

В 1997 году в доме отца Михаила Шполянского стали появляться дети с недетски-трагическими биографиями. «Идею» семейного детского дома намеренно не вынашивали: он сложился сам. «Мы на то не решались», – признавался отец Михаил, но разве можно было отказать Лене, отец которой утонул на рыбалке, а мать – крепко выпивала? За ней – Федя, Игорь с большим опытом уличной жизни и Дима с очень непростым характером, потом Маша, поначалу она почти не разговаривала и не умела играть, последний, в 2006-м – Алик.

За смешными историями об одиннадцати «детках», которые любил рассказывать отец Михаил – редкая уважительность к судьбе и свободе каждого из них, доверие и нескончаемый труд любви, той, что «всему верит, всего надеется, все переносит», каждому открывает замысел о нем, возвращает смысл и ценность. Впрочем, эта педагогика распространялась и на взрослых.

Впервые я увидела отца Михаила в 2002 году на Успенских чтениях, какие проводил Центр европейских гуманитарных исследований при Киево-Могилянской академии совместно с Киевской духовной академией и Киево-Печерской Лаврой.

Выступали известные ученые и церковные деятели, умно, правильно, тонко рассуждали, а потом на кафедру поднялся огромный человек с густой, взлохмаченной бородой (лесковские протоиерей Туберозов и дьякон Ахилла в одном лице) и стал говорить такую сиящую правду о Церкви, о бессилии затертой от частого употребления религиозной риторики, о том, почему мы свидетели чего угодно, только не Царства, что хотелось спрятаться в его необъятной рясе – и там, рядом с правдой, остаться.

Подойти не удалось – в перерыве ошеломительного, лучезарного батюшку обступили, хвост вопрошающих тянулся за ним по лестнице, самые настойчивые наступали на рясу, отец Михаил ее выдергивал и успевал отвечать всем сразу. Вернее, не всем, каждому. «Всех» для него не существовало, как не существовало благочестивых отвлеченностей. «Анечка, Мишенька, Танечка, Юрочка…» Каждому – вся нежность. Привычка называть взрослых людей уменьшительными именами не смущала, напротив, возвращала в тот оставленный сад, где еще не боишься доверять и удивляться.

Это, как и многое другое, стало открываться позже, когда отец Михаил, приезжая в Киев, начал бывать (а изредка – служить) в приходе святой Екатерины Александрийской. Чаще всего он появлялся по воскресеньям, и субботу наполняло предчувствие праздника: «Отец Михаил приедет!» Это означало – ликование, шумные разговоры о том, чем сейчас люди живы, и огромный, невидимый плат милости, которым он окутывал всех нас, включая тех, кто вне отца Михаила вряд ли стали бы замечать друг друга.

Не меньше, чем всеохватная доброта, поражало в нем сочетание других очень высоких свойств – стойкости, надежности и того, что по-итальянски называется allegria – живости, легкости, какая бывает у людей, живущих без оглядки на себя. Наполненный радостью прочный воздушный шар, который тянет всех в небо.

Вот после службы мы пьем чай, сокрушаемся о буднях и спорим, возможно ли виртуальное пространство стать новой христианской общностью, открытой для тех, кто стоит у церковной ограды и не решается в нее войти. «Церковь – это когда все вместе, пространство, где каждый находит себя в Боге»…

Об этом были его книги – полюбившиеся многим «Анабасисы», «Заповеди блаженства», «Чистый спирт» – и записи в «Живом журнале», в название которого отец Михаил вынес слова из Послания апостола Иоанна «Да любите друг друга» (Ин. 13:34).

Созданное им «виртуальное пространство понимания» не раз становилось местом, где примирялись враждующие. Да и сейчас его слово, неожиданно и, как всегда, в самую нужную минуту выплывшее из почти забытого комментария или письма, изгоняет страх, вытряхивает из дремоты совесть, но, главное, переворачивает жизненную «пирамиду» так, что в ее основании оказывается не крепкий расчет, не прагматическая «положительность», а «безумная» евангельская милость: «Не спеши, следуй сердцу и молитве, а не страху, и все будет со Христом (и дарованная радость, и неизбежное страдание)».

К нему приходили, звонили, писали люди самых разных убеждений, привычек, положений, судеб. Не знаешь, где искать совета или утешения, устал от прописей и от самонадеянного, дутого благочестия, запутался в людях и обстоятельствах – значит, к отцу Михаилу. Скептики поначалу не верили («мол, знаем ваше духовенство»), а потом оказывалось, что он говорил именно то слово, которое собеседнику нужнее всего было услышать.

У него был редкий дар видеть сквозь видимости – там, где другой бы осуждал, предостерегал и запрещал, он говорил: «Давай, смелее… Не бойся, проси – укажи мне путь, вонь же пойду. Серьезно проси – и слушай». А в другой раз почти уверен, что поддержит в решимости «взять крест», а в ответ: «Ты подумай, и делай только, если без этого совсем не можешь…» Чаще всего оказывалось, что без «креста с самодельными украшениями» вполне можно обойтись.

Он не просто видел собеседника в целости, одновременно, тем, каков он сейчас, и тем, кем быть призван, но доверял даже тому опыту, какой был ему чужд или странен. «Считаешь, что таково твое призвание – пробуй и старайся никого не обижать».

Сам отец Михаил мог обидеть лишь того, кто очень хотел обидеться. Его любви хватало на всех, и никому не придет в голову спорить, кого он любил сильнее, каждого – отдельной, только ему предназначенной любовью. Она обнимала, утешала, отрезвляла, мирила – всё в его присутствии обретало должный смысл и масштаб, каждая встреча переполняла многоцветным, переливчатым счастьем.

А больше всего он любил Жизнь, именно такую, с большой буквы, как Дар и Присутствие, синоним бессмертия. Любил все, что к ней было причастно – детей, котов и прочую живность, степные растения, птиц, «легкомысленные истории», в которых, как мало кто, умел расслышать притчи, вкусную еду, ликовал от каждого проблеска здравости или таланта. Выстраданное, на себе проверенное знание о том, что жизнь – неисчерпаема и бесконечна, торопило делиться ею со всеми, кто оставлен, растерян, унывает.

Отсюда, из любви к жизни – семейный детский дом, поездки на Кинбурнскую косу, куда летом стекались друзья, щедрые застолья, разговоры о едином на потребу, в которых не было ни одного праздного слова. Его «практическое богословие утешения и надежды» тоже рождалось из верности Жизни и благодарности за нее – что бы ни случалось.

Средоточием «жительствующей жизни» для отца Михаила была Евхаристия. «Надо держатся Чаши, в ней – Христос». В наследство и в урок нам досталась огненная любовь к Церкви и жгучая боль о ней. От боли человек может говорить резко – и все же блаженными названы алчущие и жаждущие правды, о безразлично-благодушных сказано иначе – «…не будь теплохладен».

Отец Михаил болел о том, чтобы Церковь оставалась вестницей Царства – и ни за что, ни при каких обстоятельствах не изменяла своему призванию. Страдал ради того, чтобы сохранить верность ей, приносящей «от всех и за вся», не знающей разделений, неподвластной никаким земным идеологиям.

Он долго и трудно шел к такому видению Церкви и очень хотел, чтобы спаслись все. Ради этого принимал в сердце каждого, в том числе, самых невыносимых, о каждом помнил, с каждым в нужную минуту оказывался рядом – не «учителем жизни», но спутником, другом, для которого нет случайного или незначительного.

С ним можно было отчаянно спорить, более того, он радовался несогласиям как возможности учиться, «доспориться» до правды, а там, где в словах сойтись не удавалось, умудрялся покрывать разномыслие такой беспримесной и безусловной любовью, перед которой отступала разность идей: «…я позволяю писать резко и спорить только потому, что безмерно люблю…». Еще один урок, оставленный нам в наследство – умение ценить, как богоданный дар, свободу других, непохожих.

«Никто не может уверовать в Бога, если не увидит свет вечной жизни в глазах другого человека», – говорил один из самых близких отцу Михаилу свидетелей XX века, митрополит Сурожский Антоний. Те, кому посчастливилось оказаться рядом с отцом Михаилом, этот щедрый, радостный свет видели. «Значит, нету разлук, существует громадная встреча, значит кто-то нас вдруг в темноте обнимает за плечи…»

Священник Михаил Шполянский. Австралийский шпион. Или Мой анабасис-2. Николаев, 2011, с.26, 28.

25 января 2007 года исполняется 100 лет со дня рождения выдающегося инженера-транспортника Михаила Наумовича Шполянского , внесшего значительный вклад в создание и совершенствование всех отраслей городского пассажирского транспорта в нашей стране и много сделавшего для развития пассажирской транспортной системы в городе Москве.

От вагона метро до сложнейших транспортных систем - таков был кругозор инженера Шполянского. Он непосредственно участвовал в создании первых советских электровозов, электропоездов, троллейбусов, вагонов метрополитена, систем управления движения транспортом.

15 октября 1934 года Михаил Наумович, руководивший в то время группой работников завода «Динамо» по подготовке к эксплуатации первых отечественных метровагонов, провел от «Комсомольской» до «Сокольников» первый пробный поезд Московского метрополитена.

Вот как описывал это историческое событие сам Шполянский: «После тщательнейшей проверки всего оборудования вагонов 12 октября состоялась их обкатка по внутризаводской электрифицированной ветке. Затем, 14 октября, первые два метровагона прицепили к паровозу, которой по Окружной железной дороге доставил их в строящееся Северное депо метрополитена, куда прибыли к полудню».

В день пуска блестевшие свежей краской вагоны залил яркий электрический свет – заработала электроподстанция метрополитена. Перед отправлением в рейс многие подходили к инженеру Шполянскому, советовали как лучше вести поезд по мокрым после дождя путям, особенно на крутом спуске у въезда в тоннель. Как вспоминал сам Шполянский советчиков он тогда не слушал – настолько был уверен в машине.

И вот - первые пассажиры, среди которых руководители заводов, участвовавшие в создании метровагонов, заняли свои места. В 20 часов 15 минут Михаил Шполянский встав у мастер-контроллера в кабине головного вагона совершил первый подземный рейс.

На самом деле, тем дождливым октябрьским вечером двухвагонный поезд совершил несколько рейсов. Во время первого скорость не превышала 25 километров в час, а в третьем и последующих рейсах достигала 60 километров в час. Первые пассажиры, среди которых начальник метростроя Павел Роттерт, его заместитель Егор Абакумов, строители, городские руководители Лазарь Каганович, Никита Хрущев, Николай Булганин поначалу опасались: а можно ли так быстро ездить под землей? Но после поездки говорили однозначно именно так быстро и должны ходить подземные экспрессы в нашем метро! Действительность превзошла все наши ожидания – говорили участники тех первых рейсов.

Сегодня путешествие в вагоне метро под землей кажется рядовым событием, но те, первые рейсы, были особенными – ведь они открыли новую эру – эру скоростного внеуличного транспорта нашей страны!

Благодарим институт МосгортрансНИИпроект и лично Б.Г.Хоровича за предоставленные материалы из личного архива М.Н.Шполянского.

Священник Михаил Шполянский скончался в ночь с 25 апреля в 20.30 после продолжительной болезни, сообщает " ".

Отец Михаил родился в Санкт-Петербурге, детство и юность прошло в Украине в городе Николаеве, где окончил кораблестроительный институт, женился, вместе со всей семьей крестился, сообщает "Правмир ". В 80-е годы он работал инженером-кораблестроителем, в лесничестве, на стройке, в бригаде по декоративному оформлению помещении. В 1990 году, в возрасте 34 лет был рукоположен во иереи и получил приход в селе Старая Богдановка под Николаевом, где он прожил с семьей до последних дней.

Вместе с матушкой Аллой отец Михаил «на базе своей семьи» организовал детский дом так называемого «семейного» типа, в котором воспитывал 11 детей. Отец Михаил являеся автором многих популярных книг о христианстве. В "Живом журнале" он вел блог под именем shpol .

В 2003 году священник Михаил Шполянский был запрещен в служении, а позже отправлен за штат. О причинах наказания он рассказал на страницах "Живого журнала" :

"5 февраля 2003 г. я был запрещен в служении. Причиной была действительно описанная уважаемым kalakazo ситуация - присутствие в нашей семье приемных детей, которые, по слову правящего архиерея, должны содержаться за счет государства, а не за счет средств церкви. (Это при том, что от епархии мы не только не получали никаких средств, но даже не были освобождены от епархиального налога - 20% суммарного дохода прихода и семьи). Но владыка не мог перенести, что нам помогали спонсоры. В разговоре с главой райадминистрации нашего района владыка потребовал закрыть детский дом, а детей передать в интернат. Мотивировка - спонсоры должны помогать епархии, а не отдельным приходам.

Также «жалом в плоть» для епархии была успешная работа книжного лотка православной литературы, который мы, по благословению о. Иоанна Крестьянкина и первоначально данному (и никогда официально не отмененному) РАЗРЕШЕНИЮ ЕПАРХИИ, установили в городе. Владыке казалось, что там «крутятся сумасшедшие тысячИ доллАров» (мое предложение передать епархии ВСЮ торговлю с товарами с тем, чтобы на детдом выделялось 300 дол. в месяц, принято не было).

Последней каплей, переполнившей терпение «священноначалия», стало мое гласное предложение обсудить ситуацию с гонением на одного из клириков епархии на епархиальном собрании (до того три года вообще не собиравшемся).

Поводом же к запрещению стала опубликованная в «Вестнике РХД» статья «Церковь земная: разрывы и обрывы. Есть ли кому строить мосты?» (присутствует в поле Интернета). На основании анонимной (потом стало известно, что подписал текст Забуга) и весьма неоднозначной рецензии КДА, решением епархиального совета (при всем давлении владыки большинством только в один голос) я был запрещен в служении «за неуважение к священноначалию» временно «на период месячного отпуска до явления покаяния». При этом на мой приход был немедленно назначен специально рукоположенный для этой цели юноша (трое иереев до того от такой миссии отказались) Дмитрий Завислюк. Его охранял (от меня?) епископский пономарь с нунчаками. Завислюк был поставлен на епархиальное довольствие и регулярно доносил в епархию о моей деятельности (так, сказанные ему в автобусе моей дочкой слова «Как там поживает его величество епископ Питирим?» были классифицированы в епархии как «издевательство над священным саном»). На сегодняшний день Завислюк совершенно приход разорил, сам куда-то из села переехал, службы служатся далеко не каждую неделю, зимой храм не отапливается, везде бурьян и разруха, и даже кресты на храме и водосвятной часовне подкосились ".

"Ну а в том феврале по ходатайству прихожан (более 1000 подписей с полными данными подписавших лиц, в т.ч. 95 % всего взрослого населения нашего села, а также народные депутаты, деятели культуры, руководители предприятий и пр.) из Киева прибыла комиссия во главе с еп. Митрофаном (упр. делами УПЦ), которая отменила запрещение в служении.

После отбытия комиссии епархиальный владыка, пользуясь своим неотъемлемым правом, перевел меня служить на дальний приход с требованием находиться там постоянно. Перевезти огромную семью туда я физически не мог - хотя бы из-за отсутствия жилья (нам в Старой Богдановке для детского дома выделили ведомственное жилье). Несколько месяцев проездив туда на каждую службу (и опять же - на фоне епархиальных выговоров за то, что не нахожусь там постоянно), очень тяжело переболев (микроинсульт), вышел за штат «временно по состоянию здоровья» (епископ отпускать отказывался, требовал переезда в другую область, но митрополия дала указания отпустить «заштат»). В каком состоянии прибываю и ныне.

Еще долгое время меня всячески преследовали, не давали возможности не только сослужить (даже в соборе), но и причащаться мирским чином, обвиняли в сонме немыслимых грехов - от организации секты до «эксплуатации детей» и т.п. С зимы 2005 года пока более не трогают.

При всех тяготах происшедшего, я бесконечно благодарен Господу за все пережитое. Здесь нет возможности об этом говорить, но я действительно вижу во всем том дар бесконечной милости Отца. Слава Богу! "

Пожалуйста, поддержите "Портал-Credo.Ru"!

Денежным переводом:

Или с помощью "Яндекс-денег":

Михаил Шполянский ( - ), протоиерей , заштатный клирик Николаевской епархии , писатель, публицист

Детство и юность провёл в городе Николаеве на Украине . Здесь он окончил кораблестроительный институт, женился, и позже всей семьёй принял крещение. В 1980-х годах работал инженером-кораблестроителем, строителем, в лесничестве, в бригаде по декоративному оформлению помещений.

Вместе с своей женой Аллой организовал семейный детский дом, в котором они воспитывали трое своих и девятеро приёмных детей. Старший родной сын отца Михаила - Илья Шполянский - по состоянию на апрель 2014 года, руководил предприятием «Літопис», на котором работали люди с инвалидностью.

5 февраля года прот. Михаил был запрещён в священнослужении архиепископом Николаевским Питиримом (Старинским) . По словам отца Михаила, причиной было присутствие в его семье приёмных детей, которые, по слову правящего архиерея, должны содержаться за счёт государства, а не за счёт средств церкви. (Это при том, что от епархии семья о. Михаила не только не получала никаких средств, но даже не была освобождена от епархиального налога - 20% суммарного дохода прихода и семьи). Также по словам отца Михаила, «жалом в плоть» для епархии была успешная работа книжного лотка православной литературы, который они, по благословению отца Иоанна Крестьянкина и первоначально данному (и никогда официально не отменённому) разрешению епархии, установили в городе.

Поводом же к запрещению, по словам отца Михаила стала опубликованная в «Вестнике РХД» статья «Церковь земная: разрывы и обрывы. Есть ли кому строить мосты?» , в которой критически оцениваются многие явления современной церковной жизни, в том числе произвол епископата по отношению к подчинённым священникам. Также гласно предложил обсудить ситуацию с гонением на одного из клириков епархии на епархиальном собрании (до того три года вообще не собиравшемся).

Вскоре по ходатайству прихожан (более 1000 подписей с полными данными подписавших лиц, в т.ч. 95% всего взрослого населения села Старая Богдановка, а также народные депутаты, деятели культуры, руководители предприятий и пр.) из Киева прибыла комиссия из Киевской митрополии во главе с управделами УПЦ архиепископом Переяслав-Хмельницим Митрофаном (Юрчуком) , которая восстановила отца Михаила в служении, однако архиепископ Питирим перевёл отца Михаила на такой далёкий приход, который он физически не смог посещать по состоянию здоровья. Несколько месяцев проездив туда на каждую службу (и опять же – на фоне епархиальных выговоров за то, что не он не находится там постоянно), очень тяжело переболев (микроинсульт), вышел за штат «временно по состоянию здоровья» (епископ отпускать отказывался, требовал переезда в другую область, но митрополия дала указания отпустить «заштат»). После этого он написал большинство своих книг, столь полюбившихся читателям. Служить нигде в епархии он не мог, поэтому время от времени приезжал в Киев, где служил в Екатерининской общине УПЦ , а затем привозил домой Святые Дары и по воскресеньям и праздникам сам служил «обедницу», за которой причащался этими преждеосвященными Дарами.

Осенью года прот. Михаил приезжал на Киевский Майдан, где вместе с другими немногими священниками УПЦ служил молебны в часовне у здания мэрии.